Люди неспеша прогуливались по дороге, разговаривали и просто наслаждались редкими, высаженными здесь деревьями, ростки на которых проснулись и окрасили зелеными бутонами уже надоевшие пейзажи коричнево-серых веток.
Рядом проезжали старики на инвалидных колясках, кто-то прошел мимо, подпирая руку тростью, в один момент по дороге проскочила скорая, приветственно моргая людям широкими фарами.
Ася подошла к широкому белоснежному плакату, на котором был изображен план городка, и вчиталась в цифирные обозначения на нем.
Стационар оказался в отдалении, почти в самом конце городка, и Ася двинулась вперед, выйдя с широкой проезжей дороги на узкую тропинку, окруженную низенькими голыми кустами, березами и обшарпанными лавочками. В этой части городка никого не было, и некоторое время Ася шла в полном одиночестве, погрузившись в свои тревожные мысли.
Она уже давно ничего не слышала о Ксении. Первое время, оказавшись за стенами «Пути», Ася напрочь забыла о существовании той части своей истории, в которой она переживала путь раскаяния в убийстве, сродни герою Достоевского. Когда же эйфория от побега сошла на «нет», а страсти поутихли, все закопанные глубоко в душе чувства вышли наружу, обнажили воспоминания, что девушка так старалась забыть.
Асей завладели противоречивости. Сплошь и рядом она сталкивалась с тем, что разрывалась на части. Так и сейчас, чувствуя лишь жгучую неприязнь к Ксении, с отвращением вспоминая ее выходки, слова и взгляды, Ася не могла избавиться от чувства вины. Ведь в том самом здании на краю больничного городка, в которое сейчас направлялась девушка, послушница лежала лишь по Асиной вине.
Ася не знала, зачем туда направляется, что хочет сделать, и правильно ли поступает, но понимала, что, если не придет, — никогда себе этого не простит.
Узнать, где находится Ксения, не составило труда. Ася отыскала ее имя в кипе документов, переданных Ярославом, нашла ближайшую к «Пути» больницу и направилась в стационар, решив испытать судьбу. Конечно, Ксению могли отвезти в любое другое место, она могла уже выписаться или… Нет. Она должна была быть здесь.
— Здравствуйте! — Ася зашла в светлый широкий зал и тут же столкнулась с белой стойкой регистрации почти у самого входа. На нее подняла глаза строгая женщина лет сорока с темно-коричневыми короткими волосами. Она поправила очки, стряхнула с глаз челку и кивнула. — Я могу посетить Ксению Беляеву?
Некоторое время женщина молчала. Она направила взгляд темных глаз в монитор и защелкала мышкой. Ася же мельком огляделась: приемная пустовала, лишь пара человек сидела на белых металлических стульях в углу. Белые стены вытягивались в лестничный пролет в самом конце помещения, рядом виднелись стальные двери лифтов. Несколько кабинетов со светло-коричневыми дверьми были плотно закрыты. На плазменном телевизоре над регистратурой беззвучно крутился какой-то ролик по безопасности во время пожара.
— Вы ей кто? — спросила женщина вдруг.
— Сестра, — без запинки ответила Ася.
— Ясно… — задумчиво цокнула женщина и встала из-за стола. — Приемные часы заканчиваются через пятнадцать минут.
— Я ненадолго.
— Пройдемте за мной, — женщина зашагала вперед, не дожидаясь Асю. У лифтов, нажав на кнопку, она вдруг заговорила. — Я Вас не помню. Первый раз пришли?
— Да.
— Беляева почти месяц тут лежит. Поздновато Вы что-то, — с едва скрываемым осуждением проговорила женщина не оборачиваясь.
— Я была не в городе, — Ася неловко поежилась.
— На время посещения следует отключить мобильный, верхнюю одежду оставите у палаты. Вести себя тихо, видео и фотосъемка запрещены. Ясно?
— Да.
Серебристый новый лифт, издав приветственную мелодию, остановился на седьмом этаже. Женщина вышла в коридор и двинулась направо. Ася озиралась по сторонам, рассматривая неприятные интерьеры.
Здесь не было современного ремонта, какой демонстрировался стационаром на первом этаже. Побеленные стены с зеленовато-синей краской, облупившейся местами, бесконечно тянулись вперед, подсвечиваясь моргающими люминесцентными лампами.
В ряд тянулись белые деревянные двери с маленькими стеклянными окошками внутри. За ними Ася мельком успевала увидеть размытые человеческие фигуры.
В коридоре было совершенно пусто и тихо, словно весь этаж пустовал. В воздухе пахло медицинским запахом дезинфицирующих растворов, хлорки и лекарств, отчего Асю невольно передернуло. Ей никогда не нравились больницы.
Женщина подвела Асю к семьсот тринадцатому кабинету и строго проследила за тем, как девушка сняла куртку.
— Пятнадцать минут, — напомнила она перед тем, как уйти.
Судорожно вдохнув, Ася взялась за ручку белой деревянной двери и толкнула ее вперед. Небольшая полупустая палата встретила ее молчанием. Четыре металлические койки расположились друг на против друга, и лишь одна из них, у самого окна, была занята.
В комнату бил дневной свет, озаряя бело-серую пошарпанную временем мебель, жесткие кровати, капельницы и приборы, что окружили кровать пациентки. Ася несколько секунд колебалась, стоя в проходе, но лишь первый шаг в палату оказался сложным. Через несколько секунд девушка остановилась у кровати, на которой в беспамятстве лежала Ксения.
Рядом слышался монотонный шум приборов, щелканье капельницы и прерывчатый писк холтера, по экранчику которого рывками то поднималась, то опускалась линия сердцебиения.
Послушница совершенно отличалась от той женщины, какой ее помнила Ася. Черные длинные волосы, что раньше больше походили на змей Медузы Горгоны, растрепавшись, лежали на белоснежной подушке, строгое худощавое лицо потеряло прежнюю озлобленность, мимические морщинки разгладились, а широкие пухлые губы были приоткрыты, а не как обычно, сжаты в тонкую линию.
Ксения выглядела просто слабой беззащитной женщиной, что сполна настрадалась за свою относительно недолгую жизнь. От этого Ася почувствовала себя еще хуже. Она защищалась не от безжалостной системы, не от жестокого Отца или сильного Андрея, а от потерянной души, что точно также боролась за свое счастье.
— Прости… — вырвалось невольно. Ася до боли сжала челюсть, пытаясь подавить жгучее чувство вины, иглами разливающееся по телу. — Ксения, я не хотела этого. Это вышло совершенно случайно… Я бы никогда…
Ася вздрогнула, когда ресницы Ксении приподнялись. Женщина медленно разлепила опухшие глаза, сверкнув привычной сталью зрачков. Некоторое время она бессознательно всматривалась в фигуру над собой, не в силах опознать посетителя.
— Ксения? — шепотом спросила Ася, не веря своим глазам. — Ты очнулась?..
Вместо ответа Ксения лишь сморщилась и прищурила глаза, в которых вдруг мелькнуло узнавание. Она вздрогнула всем телом и попыталась отодвинуться, однако ватное тело совсем ее не слушалось.
— Ты? — прохрипела она в пол голоса.
— Ксения…
— У-у-убирайся! — гортанный хрип едва долетел до Асиных ушей. Писк прибора, тянущегося к телу Ксении сине-красными тонкими проводками, ускорился.
Ася ошарашенно замерла. Она совсем не ожидала, что Ксения очнулась, и не была готова к их встрече, а тем более, к разговору. Послушница же задергала ногами и руками, пытаясь отогнать от себя нежданную посетительницу.
— Помогите! — зашипела она, однако ее слабый хрип едва могла различить даже Ася.
— Ксения! — Ася вытянула руки вперед в попытке успокоить женщину, но приборы запищали с новой силой. Графики на экранчике подскочили, и послышался новый гудок.
Ксения затряслась всем телом. По ее бледным впалым щекам заструились слезы, рот застыл в немом крике, пальцы на руках словно сжались в судороге. Ей не хватало сил на крик, и она лишь беспомощно дергалась в кровати, пытаясь дозваться до кого-то. Ася не могла смотреть на послушницу, ей было до ужаса страшно наблюдать за припадком женщины. Она была больше похожа на одержимую, чем на больную. Ее липкий страх ощущался физически, тощие ноги сводило, тело извивалось, словно змеиное, а покрытые дымкой шока глаза раскрылись в немом ужасе.