Выбрать главу

— Уже бывший.

— Долги бывшими не бывают.

Алла замолкла, гневно глядя на возвышающихся над ней мужчин. Она понимала, о чем идет речь, и легче ей от этого не становилось. Играть в дурочку с такими людьми было чревато последствиями, и все ближе черта дозволенного подбиралась к женщине.

Сердце бешено стучало в груди, разливаясь дрожью по всему телу. Руки неистово ломило и жгло от царапин, смешанная с грязью кровь стекала по запястьям. Ноги безвольно подгибались, не в силах противостоять мужской силе, что легла на хрупкие плечи.

Выпитое вино играло в жилах, задерживая поток сознания, выставляя барьеры для мыслей. Алла пыталась придумать, что же ей делать, что сказать и куда бежать, однако в голове свистел ветер пустоты. На ум приходили одни лишь ругательства и нервные ироничные комментарии.

— Ну, че замолкла? — рявкнул мужчина пониже. — Особое приглашение нужно, мадмуазель?

— Особое приглашение идти к черту, карлик пучеглазый, — в тон ответила Алла, не в силах руководить собственным языком.

— Ты…

— Я. Я. Я, — вновь заговорила женщина угрожающим басом. — Я платить ниче не собираюсь. Вопросы к Рябчикову? Могу предложить веревку и мыло.

Алла никогда не жалела о том, что говорила и что делала. Она никогда не опускалась до того, чтобы лебезить перед кем-то или подстраиваться под людские интересы. Ее не волновали чужие чувства, не ранили чьи-то слезы. Жизнь давно преподала ей самый важный урок — быть эгоисткой. Грубой, жестокой, циничной и отвратительной, но живой и свободной. Любой ценой защищать лишь собственную жизнь, надеяться лишь на свои решения, любить одного единственного человека — себя. Никто не отплатит большей заботой, чем ты сам. Поэтому Алла никогда не жалела о том, что говорила, но жалела о последствиях, которые обычно наступали после ее слов.

Резкий удар в висок стал немым ответом на бесстрашный выпад. Голова, словно шарик, столкнулась к холодным асфальтом и тут же отскочила от него. В ушах запищало, на губах выступил металлический привкус. Не контролируя себя, Алла глухо засмеялась, сдерживая брызнувшие из глаз слезы.

— Она че, контуженная? — ошарашенно спросил мужчина своего высокого товарища.

— А ты че, тупой? — сквозь хрип спросила Алла. — Я сказала…

Чужой ботинок попал аккурат между ребер. Весь воздух мгновенно выбило из груди, и легкие словно проткнуло раскаленными иглами. Алла закашляла, задыхаясь. Она чувствовала, как вызывающая смелость сдает позиции, уступая свое нагретое местечко животному страху, однако обмякшие руки, хватаясь за мокрый асфальт, лишь беспомощно зацепляли камешки ногтями и впитывали дорожную грязь.

— Че, еще смелость осталась? — сквозь смех прорычал один из мужчин, наклонившись и зарывшись холодной рукой со сбитыми костяшками в огненно-рыжие пушистые волосы. Он дернул руку и запрокинул голову Аллы назад, прикладываясь своими губами почти к ее уху. — Давай, красотка, покажи характер.

— Наслаждайся сколько душе угодно, — Алла сплюнула кровь, и красно-прозрачная жидкость потекла по подбородку, надуваясь пузырями изо рта. — Денег не увидишь.

— Мразь!

Алла не смогла сдержать вскрика от следующего удара. Чужая рука изо всех сил надавила вниз, и Алла лбом врезалась в асфальт. Она истошно завыла, ощущая, как переносица захрустела под весом чужих рук, а лицо защекотала теплая влага. Второй удар оказался сильнее первого, лоб словно выгнулся в череп, нос захрустел, съежившись, а глаза, наполнившись кровью, набухли. Зубная крошка наполнила рот опилками, смешанными с кровью и слюной.

Когда Алла вжалась в асфальт лицом в третий раз, она уже почти ничего не чувствовала. Лишь запах металла, обжигающее тепло на щеках и струящиеся по подбородку слезы. Мир вокруг почернел, тело налилось свинцом, отказывая собственной владелице в спасении, а лицо превратилось в сплошную кровавую яму.

Когда, казалось, избиение прекратилось, Алла попыталась отползти на негнущихся ватных ногах, с хрипом застонав. Она не разбирала перед собой дороги, не чувствовала ни одной части собственного тела и думала лишь об одном — о том, как спастись. Однако тут же чужие руки схватили ее за ноги и потащили обратно.

Женщина завыла и попыталась оттолкнуть мужчин, однако ноги совсем не слушались команд разума.

— Давай, сука, покажи характер.

Очередной удар ногой пришелся куда-то в желудок. Внутри что-то лопнуло. Алла попыталась прикрыть лицо руками и прижать колени к груди. Снова удар. Удар. Удар. Еще. Еще. Еще. Куда-то в область почек, селезенки, печени, потом легких, груди. Тело налилось кровью, которая выступала на коже взбухшими фиолетово-красными волдырями. Мир вокруг съежился до размеров одного женского тела, сжавшегося в позе погибшего эмбриона. Боль не отступала, она ныла и завывала, тянула и резала, жалила и жгла. Органы внутри искалеченного тела словно превратились в кроваво-мясной фарш, легкие лопнули, а весь гной вылился в брюхо, наполнил бело-желтой вязкой жидкостью каждую клеточку тела, выдавливаясь через глаза, уши, рот и нос.

Последним стал удар куда-то в горло. Алла почувствовала, как выгнулся кадык, проваливаясь в глотку, и вовсе лишилась воздуха. Она, как рыба, беспомощно открывала рот в попытке глотнуть хоть каплю кислорода, но все ее попытки были бессмысленны.

— Следующая наша встреча будет последней, — где-то на границе сознания услышала женщина.

Послышались глухие удаляющиеся шаги. Алла осталась в полном одиночестве, комочком сжавшись на пустой мокрой дороге в луже собственной крови и мочи. Она немощно закрыла глаза и почти сразу забылась.

***

Алла очнулась уже в больнице. Она едва разлепила опухшие глаза и рассмотрела миллионы проводков, которые тянулись из ее рук, живота, груди, из того, что когда-то было носом, в аппараты, приборы и капельницы.

Слишком яркий свет ослеплял, писк оглушал, запах лекарств вызывал рвоту. Но Алла не могла даже раскрыть рта, чтобы позвать кого-то на помощь и попросить выключить свет, вырубить приборы и наконец зажать ей нос, позволив вернуться в забытье.

Неделя проходила за неделей. Алла уже забыла, каково это — нормально видеть, слышать, дышать, ходить. Она не могла сделать ни шага без ходунков, ни сказать и слова без помощи медсестры. Словно девяностолетний старик, она нуждалась в помощи во всем: чтобы умыться, поесть, сходить в туалет, просто чтобы жить.

Единственное, что не изменило Алле за это долгое время реабилитации, — ее мысли. И она успела обдумать все. Мужа, который сдох с иглой в руках, многомиллионные долги, передавшиеся ей по наследству, близость собственной кончины и ближайшую инвалидность, которую женщина получит, как только сможет различить буквы «А» и «Д».

Мысли Аллы снова и снова возвращались в прошлое, перемалывали косточки давно забытых воспоминаний, обгладывали останки давно ушедших чувств. Женщина как наяву видела то, что привело ее в эту самую больничную койку.

Антон Рябчиков. Когда-то это имя было медом на женских устах. Его было до мурашек приятно слизывать язычком, протягивать, словно вязкую сладкую смесь, проглатывать гласные, обжигающие горло.

Алла была лишь одной из многих. Она, как и все ее подружки в колледже, крутилась вокруг сексуального одногруппника. Так же молча пускала слюнки при виде его русой копны волос, стреляла глазками в надежде, что ее намеки не останутся незамеченными, строила из себя недотрогу каждый раз, когда он подходил к ней попросить ручку.

Однако кое-что отличало семнадцатилетнюю Аллу от своих одногруппниц. Она всегда добивалась желаемого. Будь то отличная оценка по нелюбимому предмету или неприступный красавчик-студент — для Аллы не было разницы. Она видела лишь цель, а средства сами всегда попадали под руку.

Однажды Антон Рябчиков зашел в кабинет под ручку с блондинистой стервой Олей Ляпиной. Они, словно голубки, мурлыкали целыми днями напролет, прячась за каменными квадратными колоннами столовой и в маленьких темных кабинках туалетов. Алла ломала голову, пытаясь понять, что нашел такой парень, как Антон, в этой белобрысой плоскодонке, которая даже имя собственное не в силах внятно произнести. Вопросы ежедневно рождались в голове Аллы, но парочка так и не расходилась. Казалось, с каждым днем они становились все ближе и ближе.