Поднять на смех!

Достань, Аракуарзаг, графинчик, кружечку наполни. Так, так, полней, да будет жизнь твоя беззаботна! Ух, хороша арака, да продлит бог жизнь моей Чабе! Сделай милость, Аракуарзаг, пусть не дрожит твоя рука для самого себя — еще кружечку. Ах, ах, до чего же жалко продавать такую араку по полтора рубля за литр. Надо бы цену приподнять. Возьми, друг мой, графинчик, будь мужчиной, еще налей…

Что я сказал? Мужчиной?

Клянусь, Габо, прахом твоим, я, твой сын Аракуарзаг, — мужчина из всех мужчин. Аракуарзаг носит папаху из золотистого каракуля, а не какую-то шапчонку. Пусть, Габо, я не дойду туда, где ты лежишь рядом с дедушкой, если до недавнего времени на кувдах Аракуарзаг не считался самым почетным тамадой. В компаниях его имя произносилось не иначе как с уважением. Кто больше Аракуарзага мог произнести тостов, да таких красивых, что попробуй не выпить!

А теперь для Аракуарзага настала такая жизнь, что он вынужден бросить дом под цинковой крышей и бежать из села. А все из-за Дзараха и Кадзаха, да не видели бы их мои глаза! Когда отец Дзараха под стол пешком ходил, Аракуарзаг уже носил усы и позолоченный кинжал. А это что-нибудь да значило в наше время.

Нет, неспокойно стало в нашем селе. Дзарах и Кадзах — пусть перестанут цвести их деревья! — больше всех мутят воду. Эх, Габо, почему ты оставил мне в наследство дом под цинковой крышей и в придачу таких соседей, как Дзарах и Кадзах? Или Аракуарзаг был тебе плохим сыном? За что ты так наказал его? Днем и ночью окна моего дома закрыты ставнями не для прохлады: когда хочу выпить кружку араки, спускаюсь в холодный подвал, в землю прячусь.

Знал бы ты, Габо, какую шутку выкинули с Афако, в гробу бы перевернулся. Идет он недавно с поминок и песню поет. Ну, кому какое дело, пусть веселится человек, если его душа так хочет! Нет же, пристали к нему Дзарах и Кадзах, взяли под руки и домой притащили. Как будто Афако сам не нашел бы дорогу! Жена Афако (она приходится двоюродной тетей Дзараху) бросилась печь пироги. Тем временем Афако на стол поставил графин с аракой. А как же, если Дзарах — родственник, а Кадзах — гость! Афако хотел тост произнести, а Дзарах с Кадзахом скандал устроили, графин забрали, в сарай пошли искать бочки и котлы. А они у него были новые, медные, специально в городе заказанные. Самого Афако заставили свое же добро в сельсовет отвезти. Говорят, будут народ собирать, об Афако хотят рассказать.

Эх, Габо, Габо, какое время пришло! Моя Чаба (сто лет ей жизни!) не смела в твоем присутствии глаза поднять на Аракуарзага, а он с тобой за один стол никогда не садился. А теперь все пошло наоборот. Помнишь Иласа? Как ты ошибался, когда говорил о нем с уважением! Илас опозорил свою седую бороду. Вчера на свадьбе сына он заставил молодых сидеть рядом с ним.

Нет, Габо, придется продать дом под цинковой крышей, пока не попал в беду, а она придет вместе с Дзарахом и Кадзахом. Сердце мое чувствует это. В прошлом году они заставили меня, Аракуарзага, таскать камни и песок из речки и мостить тротуар. Сто лет ты ходил по земле, Габо, а им захотелось, чтобы было как в городе. Выдумали какой-то субботник и не успокоились, пока не перевернули село вверх дном. Говорят, они еще какое-то дело затевают.

Пусть, Габо, твой сын не дойдет туда, где ты. Пусть мне еще долго жить в доме под цинковой крышей! Эх, Габо, Габо, появился в селе зубастый «Крокодил» с вилами — сильнее на земле зверя нет. Дзахалдзых[11], дочь Абисала, в немую превратилась, так ее потрепал «Крокодил». Теперь за целый день она говорит только два слова: «Байрай» и «Фандараст»[12]. И все из-за Дзараха и Кадзаха. А как же — ведь это они завели «Крокодил», чтобы им никогда не перейти моей дороги!

Нет, Габо, неспокойно стало в нашем селе. По улицам ходить стало страшно одному. Какие-то люди с красными повязками на руках бродят по темным улицам с Дзарахом и Кадзахом. Кажется, и Наурз с ними, и Габиц. А может, и Хасан с Шамилем тоже? Что-то они часто вместе бывают. Кто и разберет! Слава аллаху, ты бездетный Аракуарзаг, а то бы Дзарах и Кадзах совратили и твоих наследников.

Нет, не спокойно стало в нашем селе…

Э-э, Аракуарзаг, стал ты сердцем слаб. Прошу тебя, спустись в подвальчик, новый графинчик прихвати с собой, скажи тост за благополучное возвращение Чабы. Ну, ну, поднимись, вот так, на улицу выгляни, нет ли там возмутителей твоего спокойствия, Дзараха и Кадзаха.

Что-о-о! Чаба вернулись? А где же корзина? Почему рядом с ней Дзарах, Кадзах?! Ма хадзар![13] И сельский председатель с ними!

О-о-о!

ГУНГА ЧИМИТОВ

ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ

В каком-то птичьем городке,
В леске, что вырос у речных извилин,
Судьей служил мудрейший Филин.
Он честен был и строг,
Пролаз и ловкачей терпеть не мог.
Разбоем благоденственную тишь
В той роще нарушала Мышь.
Не та, живущая в норе под кручею,
Другая Мышь — летучая.
Однако, сколь она ни воровала,
Под суд в конце концов попала.
Суд грозен был и скор:
Воровке крылья под топор.
В усмешке Мышь лишь искривила губы.
— О, Филин, — говорит, — твои законы грубы.
Законом птичьим ты мою вину не мерь.
Не птица я, а настоящий зверь! —
И показала зубы.
Как судьи ни рядили,
А Мышь на волю отпустили.
Мышь прямо с дерева суда
Взвилась и унеслась неведомо куда.
Не знаем, где она носилась,
Но только в городке зверином объявилась.
Исчезли в городке покой и тишь:
Всех перессорила, обворовала Мышь.
И скоро тут
Над нею состоялся суд.
Рычит судья — большой Медведь:
— Доколе будем мы терпеть,
Есть, есть у нас улики!
Ведь от тебя лишь вред великий.
Суд вынес страшный приговор:
Воровке крылья — под топор.
В усмешке Мышь лишь искривила губы.
— Топтыгин, — говорит, — твои законы грубы,
Звериный кодекс не годится,
Ведь я не зверь, я — птица.
Вспорхнула Мышь и… улетела.
На этом и заглохло дело.

А где она сейчас летает,
Никто не знает.
Но если же она
К тебе вдруг постучится в дверь,
Ты документы у нее проверь.

Перевод с бурятского А. Субботина.

СЛУЧАЙ В МУЗЕЕ

Ученый Заяц, слыв не ротозеем,
Лесным заведовал музеем.
Сам экспонаты собирал,
Сам диаграммы рисовал.
И за усердное уменье
Снискал себе медвежье одобренье.
Собранья не было такого,
Чтоб не хвалил Медведь Косого.
Все было мило, но потом
Нежданный вдруг ударил гром.
Жил у Медведя гость высокий,
Отважный Тигр, — решил Медведь
Уважить гостя…
Пришел в музей, взглянул, и что ж?
Увидел драгоценный нож.
Он из дамасской сделан стали,
И ручка вся из серебра.
Такого редкого добра
Глаза Медведя не видали.
И он подумал: «Отчего ж
Не подарить бы гостю нож?»
Но тут Косой на стражу встал
И речь сказал
О том, что ляжет он костьми —
Женой клянется и детьми —
Что угождать он не горазд,
И ножик не отдаст.
Сказал он так, чтоб впредь
Не приставал к нему Медведь.

11

Дзахалдзых — болтунья.

12

«Байрай», «фандараст» — здравствуй, до свидания.

13

Ма хадзар! — О, дом мой!