Тут сынишка крикнул:
— Папа, я буду ездить на жеребенке верхом, ладно?
— А-а, ты хочешь переломить ему хребет?! — возмутился отец и дал сыну подзатыльник.
Перевод с татарского З. Халитовой.
Приметил местный старожил,
Что в элеваторе воришки щель прогрызли.
Директора сигнал насторожил:
«Чье это дело? Уж не крыс ли?»
По зернышку ворует мелкота,
Но зерна собери — не вывезешь машиной!
Директор под рукой имел Кота,
Чтоб справиться с возней крысиной и мышиной.
А Крысы хвать да хвать казенное зерно!
И разгулялись озорно.
Экспромтом на весь мир устроят пиршество,
Оплатят счет такой, что в стих не впишется…
Но вот
Явился Кот.
Пошло шуршанье в норах:
Попробуй-ка потрафить, угадав,
Какие вкусы у Кота.
Велик ли аппетит? Не строг ли норов?
С Котом семейство крыс возилось, как с отцом,
То просом улещало, то овсом.
Не принимает! Не берет!
И заявляет наперед:
«Не ваши кошельки, а вы нужны мне сами!»
Вот тут-то и пришлось пошевелить усами:
Попискивая и дрожа,
Призвали анонимщика Ежа
И страшную бумагу изготовили,
Набив ее пороками Котовьими:
«Он Рекса-старика прогнал взашей.
Он взятки брал отборною пшеницей!
Он опозорил пять невиннейших мышей,
Пообещав на них жениться!»
Пакет на почту крысы отвезли,
И веселиться — сгинет Кот Василий!
«Ну, Еж!
Даешь!»
Их хор от славословия охрип…
С какою радостью все чествовали автора!
…Письмо прочел директор элеватора
И понял: «Швах делам крысиным,
Коль действуют таким манером некрасивым».
А на бумаге начертал: «В архив!»
Осел заговорил собранье, как сорока,
Не на трибуне он — на пьедестале:
«…И о-о-обещаю сделать все до срока!
…И о-о-обязуюсь сдать, чего не сдали!»
Им из столов извлечены
И тезисов, и выкладок подшивки.
(Подпортили их мыши — ах, паршивки!)
Там цифры… вот такой величины!
Кто тоненькой шпаргалочкой запасся,
Завидует ослиным атрибутам…
Из-за уверенности, из-за баса
Осел зовется не оратором — трибуном!
Сам Бык отметил: «Этот хват!
И правду говорили — резковат!»
Но сроки истекли и раз, и два…
Обещанное начато едва…
И вот все общество коровье да баранье
Сзывается на новое собранье:
«А ну-ка доложи, коллега длинноухий,
Что сделал для науки?»
Отчет Ослу как пытка.
Все стали потирать копыта…
О, Лафонтены, Ювеналы,
Поберегите ваш сарказм!
Осел раскрыл свои анналы
И грянул речь, как на заказ.
То багровея, то впадая в дрожь,
Как будто бы озноб Осла бил,
Кричал он, что теперь себя не ставит в грош:
«Ослеп… Ослышался… Ослушался… Ослабил…»
Он не был ни освистан, ни ошикан.
Он смело говорил, без дураков,
И о-о-объективную оценку дал ошибкам,
И о-о-отхлестал себя сильней своих врагов.
Сам Бык, слезу пустив,
Осла простив,
Взревел: «А все же этот хват!
Теперь еще сильней работать будет рад!..»
И наш Осел полез из кожи… вверх
И никого в смущение не вверг,
И лба, чтоб поумнеть, не тер…
Недаровит Осел, зато хитер!
Не пожалел директор предприятия
Ни двух своих и ни чужих ста ног,
Чтоб на верху пробить через приятеля
Новинку — импортный станок.
Теперь-то он благодаря новинке
Всех победит, как чемпион на ринге.
Не зря судьба о нем радела.
Но он не поспешит кричать «ура!»,
Не пустит сгоряча новинку в дело,
Дождется: подойдет пора,
Приблизится значительная дата, —
Он обязательства повысит. И тогда-то…
Ну, а пока глядит, присев,
На электронные мозги ученые:
«Ты — мой недоизысканный резерв!
Возможность ты моя недоучтенная!»
В предчувствии, что сядет «на коня»,
Невозмутимо он хватает нагоняй,
Квартальной премии лишается…
А дата все никак не приближается…
А дни идут,
И в небе — то кружок луны, то — серп…
Проколы возникают там и тут,
Но прочно скрыт «недоизысканный резерв»,
Да и директор занятой
Почти забыл о нем за суетой…
Вот наконец пришла пора!
К трибуне он спешит на всех парах:
«Мы перевыполним, дадим помимо, сверх…»
Все так захлопали, аж стены задрожали.
Сейчас он им покажет фейерверк!
Хватился, а «резерв» заржавел!
Перевод с мокша-мордовского В. Полуяна.
Все началось вот с чего: исчез дворник. День нет, два нет, три нет. Обычно на четвертый день он выходил — совесть заедала. А в этот раз и на четвертый день не вышел. Мы побежали к управдому.
— Вы за мои кадры не волнуйтесь! — загадочно ухмыльнулся управдом. — Не надо.
— Да ведь во дворе черт ногу сломит!
— Не сломит, — твердо ответил управдом. — Не те времена. Терпите.
Мы терпели три недели, потом месяц, потом еще три недели. Двор напоминал лесную лужайку после выходного дня. Запахло воскресником.
Однажды утром во двор привезли огромный ящик, который с трудом перенесли в будку к дворнику. Потом заявился и сам он, гордо сказав любопытным:
— Был на курсах. Теперь буду работать с помощью электронного друга.
Через пять минут двор узнал, что наш дворник вооружен суперновой ЭВМ, которая делает миллион операций в секунду. Будто бы вначале предлагали дряхлую эвээмку, которая делала только сто тысяч операций, но жилуправление отказалось.
Около будки теперь всегда толпились ребятишки, которым очень занятно было наблюдать, как наш дворник с силой вдавливал кнопку внутрь ЭВМ и с блаженной улыбкой ждал ответа.
Через неделю мы узнали, что наш двор занимает площадь в 4275 квадратных метров, что асфальтом покрыто 121,817 квадратных метра, что вымоина, которая нагло наполняется после каждого дождя, вмещает 3 кубических метра воды. Еще мы узнали, что каждый жилец приносит с улицы во двор 2,17 грамма грязи, а из дома — 1,3 грамма пыли.
Потом дворник перешел границы нашего дома, и мы узнали, что по грязенасыщаемости наш двор занимает 113-е место в городе, 284-е в области, 825-е в границах страны и 3825-е в мире.
