– Как не торопись, если округ и край жмут, дышать не дают! Семфонд должен быть создан еще к первому февраля, а ты…
– А я его создам к пятнадцатому, факт! Ведь не в феврале же сеять будем? Сегодня послал члена правления за триером в Тубянской. Там председатель колхоза Гнедых бузит, на нашем письменном запросе, когда у них освободится триер, написал резолюцию: «В будущие времена». Тоже остряк-самоучка, факт!
– Ты мне про Гнедых не рассказывай. О своем колхозе давай.
– Провели кампанию против убоя скота. Сейчас не режут. На днях приняли решение обобществить птицу и мелкий скот, из боязни, что порежут, да и вообще… Но я сегодня сказал Нагульнову, чтобы он обратно раздал птицу.
– Это зачем?
– Считаю ошибочным обобществление мелкого скота и птицы, в колхозе это пока не нужно.
– Собрание колхоза приняло такое решение?
– Приняло.
– Так в чем же дело?
– Нет птичников, настроение у колхозника упало, факт! Незачем его волновать по мелочам… Птицу не обязательно обобществлять, не коммуну строим, а колхоз.
– Хорошенькая теория! А возвращать обратно есть зачем? Конечно, не нужно было браться за птицу, но если уж провели, то нечего пятиться назад. У вас там какое-то топтание на месте, двойственность… Надо решительно подтянуться! Семфонд не создан, ста процентов коллективизации нет, инвентарь не отремонтирован…
– Сегодня договорились с кузнецом.
– Вот видишь, я и говорю, что темпов нет! Непременно агитколонну к вам надо послать, она вас научит работать.
– Пришли. Очень хорошо будет, факт!
– А вот с чем не надо торопиться, вы моментально обтяпали. Кури, – секретарь протянул портсигар. – Вдруг, как снег на голову, прибывают подводы с кулаками. Звонит мне из ГПУ Захарченко: «Куда их девать? Из округа ничего нет. Под них эшелоны нужны. На чем их отправлять, куда отправлять?» Видишь, что вы наработали! Не было ни согласовано, ни увязано…
– Так что же я с ними должен был делать?
Давыдов осердился. А когда в сердцах он начинал говорить торопливей, то слегка шепелявил, потому что в щербину попадал язык и делал речь причмокивающей, нечистой. Вот и сейчас он чуть шепеляво, повышенно и страстно заговорил своим грубоватым тенорком:
– На шею я их должен был себе повесить? Они убили бедняка Хопрова с женой.
– Следствием это не доказано, – перебил секретарь, – там могли быть посторонние причины.
– Плохой следователь, потому и не доказано. А посторонние причины – чепуха! Кулацкое дело, факт! Они нам всячески мешали организовывать колхоз, вели агитацию против, – вот и выселили их к черту. Мне непонятно, почему ты все об этом упоминаешь? Словно ты недоволен…
– Глупейшая догадка! Поосторожней выражайся! Я против самодеятельности в таких случаях, когда план, плановая работа подменяется партизанщиной. А ты первый ухитрился выбросить из своего хутора кулаков, поставив нас в страшно затруднительное положение с их выселением. И потом, что за местничество, почему ты отправил их на своих подводах только до района? Почему не прямо на станцию, в округ?
– Подводы нужны были.
– Вот я и говорю – местничество! Ну, хватит. Так вот тебе задания на ближайшие дни: собрать полностью семфонд, отремонтировать инвентарь к севу, добиться стопроцентной коллективизации. Колхоз твой будет самостоятельным. Он территориально отдален от остальных населенных пунктов и в «Гигант», к сожалению, не войдет. А тут в округе – черт бы их брал! – путают: то «гиганты» им подавай, то разукрупняй! Мозги переворачиваются!
Секретарь взялся за голову, посидел с минуту молча и уже другим тоном сказал:
– Ступай согласовывай план в райполеводсоюз, потом обедай в столовке, а если там обедов не захватишь, иди ко мне на квартиру, жена тебя покормит. Подожди! Записку напишу.
Он быстро черканул что-то на листке бумажки, сунул Давыдову и, уткнувшись в бумаги, протянул холодную, потную руку.
– И тотчас же езжай. Будь здоров. А на бюро я о вас поставлю. А впрочем, нет. Но подтянитесь. Иначе – оргвыводы.
Давыдов вышел, развернул записку. Синим карандашом было размашисто написано:
«Лиза! Категорически предлагаю незамедлительно и безоговорочно предоставить обед предъявителю этой записки.
Г. Корчжинский».
«Нет, уж лучше без обеда, чем с таким мандатом», – уныло решил проголодавшийся Давыдов, прочитав записку и направляясь в райполеводсоюз.
Глава XXI
По плану площадь весенней пахоты в Гремячем Логу должна была составить в этом году 472 гектара, из них 110 – целины. Под зябь осенью было вспахано – еще единоличным порядком – 643 гектара, озимого жита посеяно 210 гектаров. Общую посевную площадь предполагалось разбить по хлебным и масличным культурам следующим порядком: пшеницы – 667 гектаров, жита – 210, ячменя – 108, овса – 50, проса – 65, кукурузы – 167, подсолнуха – 45, конопли – 13. Итого – 1325 гектаров плюс 91 гектар отведенной под бахчи песчаной земли, простиравшейся на юг от Гремячего Лога до Ужачиной балки.