— Вечный Бродяга… — Голос его скрипел, словно немазаная телега. — Воротился.
На Зимича он даже не взглянул и направился в дом.
— Я… — кашлянул Зимич, — я к вам пришел…
— Я заметил, — сказал колдун не оглядываясь.
Зимич осмотрелся и решил, что это приглашение войти. В маленькой избушке колдуна был земляной пол, посредине стоял огромный каменный очаг, доверху заполненный тлеющими угольями (хватило бы изжарить быка!), а дым уходил через широкое закопченное отверстие в крыше, сквозь которое Зимич увидел звезды. У дальней стены с потолка на пол свисала занавеска из небеленого льна — видимо, там была постель.
Колдун сунул чадившую лучину в подобие светца, сбитого из двух неструганых планок, и сел на колобашку перед очагом.
— Чего принес? — деловито спросил старик, удостоив Зимича взглядом.
— Я… А надо было принести? — растерялся тот.
— А ты думал! Сядь, погрейся. Тепла не жалко, все равно оно уйдет в небо. Бродягу вот нечем накормить, а ты ничего не принес…
— У меня есть еда, — Зимич начал торопливо развязывать узелок, — оленина вяленая, хлеба немного, сыр, масло. Только замерзло все…
— Вечный Бродяга любит дохлых крыс, — проворчал колдун, — но и вяленая оленина ему подойдет. Хлеба ему не давай, не впрок.
— А ты чего хочешь, дедушка? — вежливо спросил Зимич и сел на другую колобашку возле очага: от него шел нестерпимый жар, пришлось даже отодвинуться немного назад.
— Я? Нет, я ничего не хочу. А ты ешь, раз голоден, ешь. Это хорошо, что ты пришел. Я тебя ждал.
— Меня? Ты меня помнишь?
— Нет, я тебя не помнил. Теперь вспомнил. Но узнать человека, который в одиночку убил змая, совсем нетрудно. Ешь, ешь. Ночь долгая… Хорошая ночь.
Он назвал змея змаем, как это принято в окрестностях Во́лгорода — наверное, был оттуда родом.
Зверек между тем обнюхал все углы избушки и подошел к старику, заглядывая в глаза.
— Эй, как тебя… цып-цып, — позвал Зимич, протягивая росомахе кусок замерзшей оленины.
Зверек недоверчиво оглянулся и показал зубы — слишком длинные и острые для такого маленького существа. В доме колдуна от его дружелюбия не осталось и следа.
— Бери, Бродяга, не бойся, — сказал старик и подтолкнул того к Зимичу.
Зверек прижал круглые медвежьи уши к голове и потянулся к мясу, глядя Зимичу в лицо круглыми светло-карими глазами с черным ободком.
— Он вообще-то людей боится. Но тебя ко мне привел. — Старик погладил узловатыми пальцами вздыбившуюся шерсть росомахи. Зверь выхватил мясо и отошел в сторону.
Зимич хотел отломить кусок хлеба, но тот замерз и превратился в камень.
— Положи сюда, — старик ткнул пальцем на камни очага, — скоро оттает. И сыр тоже положи. Зачем я тебя ждал, я знаю. А вот зачем ты ко мне пришел?
Зимич обмер и уронил кусок сыра на угли. Но, чтобы не ударить лицом в грязь, быстро выхватил его оттуда и положил на камни. Теперь надо спрашивать. Сразу, потом может и не получиться. Он зажмурился, словно собирался прыгнуть в ледяную воду, и выдохнул:
— Я пришел… спросить. Правда ли, что человек, в одиночку убивший змея, сам становится змеем?
— Правда, — невозмутимо ответил колдун, и Зимичу показалось, что он и в самом деле оказался в ледяной воде: дыхание оборвалось, и перед глазами разлилась холодная чернота.
Никому до него нет дела. Почему кто-то должен его щадить, подавать надежду, которой нет, подбирать слова и заходить издалека, чтобы не напугать и не расстроить?
— И я ничего не могу сделать? — зажмурив глаза, спросил он.
— Сделать? А что ты собираешься делать? — удивился колдун.
— Я… Ты не понял… Что мне надо сделать, чтобы не превращаться в змея?
— Ничего, — пожал плечами старик, и Зимич зажмурился еще сильней. Вот так. Это была последняя надежда, теперь ее нет. А чего он ждал?
Он поднялся, забыв про хлеб и сыр, надел шапку и медленно направился к выходу. Ему не хотелось, чтобы кто-то видел его в отчаянье. Он хотел встретить его один на один.
— Эй, погоди! — окликнул его колдун чуть ли не весело. И от этого его веселья стало особенно гадко. Зимич не оглянулся: если старику настолько на него наплевать, зачем же слушать?
— Погоди. Я еще не сказал, почему я тебя ждал.