— И всё равно не понимаю — в чём смысл твоих интриг?
— Какой недогадливый. А ещё лучшим следователем в ОРП считаешься, — проворчал начслед, — Горохов-старший сейчас глава семьи. Нам, да и мне лично с ним ссориться не с руки. Если дам понять, что хочу привлечь его сына к работе, Управление лишится большой доли финансирования, а я получу по шапке от начальства. А я хочу привлечь. Потому что Трофим тоже имеет долю в семейном рейтинге, а значит, если останется у нас, сможет нажать на какие-нибудь кнопки, чтобы твой отдел не закрывали. Или возьмёт на себя его финансирование. Я, кстати, утром узнал, что вопрос с закрытием почти решён. Муниципалитет хочет сэкономить.
— Вот чёрт.
— Угу. Ну и вот, я решил — сделаю вид, что выполняю просьбу старшего, чтобы, если младший останется, можно было развести руки в стороны и сказать, что мы сделали всё, что могли. И убить сразу двух зайцев.
— Ох, Иван Сергеевич, — вздохнул Владислав и поднялся, — боюсь, ты не зайцев убьёшь, а свою должность, финансирование и ОРП. И мою карьеру.
Глава 10
Крышу нельзя было назвать абсолютно чёрной. Цветные разводы лениво перетекали друг в друга, скручивались в завораживающие спирали и расплывались, словно плёнка машинного масла на водной глади. А потом медленно погружались в глубину твёрдой лишь на первый взгляд поверхности, чтобы через какое-то время вновь появиться.
Он стоял на самом краю и наблюдал за суетой, которая царила внизу. Город представлял собой скопище ярких пятен, кубов, цилиндров и пирамид. Суть, скрытая под привлекательной фальшивой обёрткой, под которую только он мог заглянуть. Здание, на котором он сейчас наслаждался одиночеством, тоже было гигантской геометрической фигурой.
А вот чистые человеческие эмоции не притворялись чем-то материальным. Возможно, именно поэтому он готов был любоваться ими бесконечно — длинные столбцы цифр, букв, символов и рисунков постоянно сменяли друг друга, делая небо Виртограда живым и непредсказуемым.
— А ты всё никак не насытишься зрелищем. Сколько лет прошло, а всё так же глуп.
Человек даже не вздрогнул. И не обернулся. Знал, что за спиной никого нет. И никогда не было.
— Что ты хочешь? — устало спросил он, пряча руки в карманы.
— Сам знаешь.
— Но ведь прошло совсем немного времени. Я вижу кровь на моих руках, и она ещё не засохла.
Боль в голосе была такой насыщенной, что «масляные» разводы ускорились и, словно испуганные, заметались по крыше, стараясь отползти как можно дальше.
— Это необходимо.
Человек молча спрыгнул с крыши. Лишь у самой земли падение превратилось в полёт.
Он на мгновение закрыл глаза, а когда открыл, всё вокруг уже изменилось. Яркие пятна превратились в жителей города и средства передвижения, а огромные геометрические фигуры в здания.
Всё так же пряча руки в карманы, человек неторопливо пошёл по проспекту. Его не замечали, потому что он пока что был без оболочки.
— Гуляешь? — Голос стал звучать немного глуше, — или убегаешь?
— От тебя не убежишь.
На определённом расстоянии от чёрно-радужного куба, который не превращался в высотку или замок, а просто исчезал, собеседник замолкал. Но это не значило, что от Голоса можно избавиться, уйдя подальше.
— Кто ты сейчас, напомни?
— Карл.
Голос засмеялся:
— Твои попытки отдать дань погибшим выглядят нелепо. К тому же к следующему разу ты забудешь об этом Карле, как забыл об остальных. Сколько их было?
Человек прошипел:
— Я вспомню, обязательно вспомню, слышишь, ты!
— Конечно. Как и то, что было в самом начале. Когда-нибудь. Может быть. — Голос уже откровенно издевался. — Воспоминания, они такие. Приходят и уходят, да? Впрочем, хватит с меня твоих страданий. Ближе к делу. У тебя неделя. Ищи и не забывай…
Невидимая граница была пройдена, Голос пропал. Человеку сразу стало легче дышать.
Он стоял в транспортном потоке довольно долго. Средства передвижения на него никак не реагировали, сам он тоже не обращал внимания, когда какой-нибудь автокар или жеребец проносился сквозь него.
Всего неделя. На поиски, подготовку и убийство мучителя и его несчастной жертвы.
У него тоже была своя граница. Он не один раз пытался сорваться с этого поводка, но, переходя невидимую черту, неизменно оказывался на чёрно-радужной крыше.
На доступной для «прогулки» территории подходящие кандидаты почти не встречались, а если всё же попадались, не особо жаждали заводить знакомство. Голос объяснял это шуткой Рандома, невидимого юмориста, которого здесь почему-то считали богом.