– А что именно вас беспокоит больше – слово или понятие?
Тристин развел руками.
– Я уже не раз признал, что меня беспокоит термин «вор».
– Если вы не признаете, что вы вор, не делает ли это вас лжецом?
Тристин сглотнул комок. Опять этика.
– Это предполагает, что я принимаю ваше определение И ценности, которые стоят за этим определением.
Фархкан надолго замолчал. Тристин ждал.
– Должны ли ценности меняться от вида к виду?
– Они меняются. Должны ли, это другой вопрос.
– Должны ли отличаться понятия вашего вида от нашей интерпретации того, какие ценности особо важны?
– Подозреваю, что они у нас различны.
– Но должно ли так быть?
Тристин нахмурился.
– Должны ли у вас и у культурной группы, которую вы называете Ревенантом, отличаться интерпретации того, какие ценности особенно важны?
– Они различны. Наши понятия о ценностях порой диаметрально противоположны.
– Для вас так и должно быть? Есть ли абсолютные универсальные ценности?
– Некоторые говорят, что есть.
– Я бы попросил вас поразмышлять об этих вопросах. – Фархкан поднялся и не по-человечески застыл, ожидая, когда встанет Тристин.
– Хорошо. – Десолл небрежно поклонился и отворил дверь, задержавшись, чтобы постучать в соседнюю. – Мы закончили, доктор.
– Спасибо, – доктор Суруки отворила дверь и улыбнулась. – Спасибо, лейтенант.
Тристин двинулся назад. Из безлюдного главного участка медцентра он вышел в коридор, где царила суматоха, и по дороге задумался, почему фархкан занимает разница в ценностях эко-техов и ревенантов. Это предполагало, что они изучали обе культуры. Но с какой целью? Джеймс прав, происходит нечто коварное, но Коалиция боится слишком глубоко копнуть, а это означает еще пущую беду. Даже Ультина на что-то такое намекнула.
– Тристин?
Он поднял взгляд. Мимо сновали люди со станции и с других кораблей, а Ультина Фрейер в камуфляжной форме Службы стояла на месте. Она махала рукой.
– Да? – Десолл подошел к ней.
– Я хотела попрощаться. У вас встревоженный вид. Надеюсь, вы не слишком всерьез принимаете фархкан.
– Как я могу не принимать их всерьез? – Он деланно усмехнулся. – Они без конца задают вопросы, о которых пилотам не следует задумываться.
Ее лоб наморщился. Он увидел тонкие линии, бегущие из уголков ее глаз, и хотел протянуть руку, чтобы погладить и успокоить женщину, но рука так и осталась на месте.
– Они задают вопросы, которые вам неприятны? – после долгой паузы спросила она. Вопрос прозвучал так, словно каждое слово стоило ей борьбы.
– Меня они беспокоят, – признался пилот. – Обычно разговоры касаются этики. А у вас как?
– Математика. Я защищала по ней докторскую. Они спрашивают о применимости некоторых… параметров.
Тристин поймал себя на том, что облизывает губы.
– Мне нужно идти. Я уже опоздала, должна была доложиться четверть часа назад. – Ее рука на миг коснулась его плеча и тут же упала. Ультина коротко улыбнулась. – Удачи. Я серьезно.
– Вам тоже.
Он следил за ее проворными шагами, пока она не исчезла за плавным поворотом коридора. Она казалась почти человечной. Он фыркнул. Более чем человечной, настоящей женщиной. Женщиной, которой нужен мужчина. Или ему мерещится?
Куда теперь? Он повернулся и двинулся в административный сектор. Ему нужно узнать что-нибудь о судьбе сестры, прежде чем он вернется на «Уиллис», чтобы сменить Лиама. Если ему что-нибудь скажут… А Лиам может и подождать. Как и его вопросы о фархканах. По крайней мере, до возвращения на корабль.
Глава 44
Тристин заново рассчитал время запуска красной торпеды, компенсируя векторную сумму судорожных движений корабля, итог усилий капитана разминуться с бесконечными, казалось, построениями ревячьих разведчиков.
«Уиллис» замедлил ход.
– Ведите корабль, Тристин, – приказал Джеймс. – Орудийный, управление у лейтенанта. Выполняйте его команды.
– Да, сэр.
– Начать переход на красные, – приказал Тристин.
– Есть на красные.
Одна-единственная ревячья торпеда полыхнула о щит «Уиллиса», и как только испарились ее осколки, Тристин на двадцать секунд подал на двигатели сто десять процентов мощности фьюзактора.
– Красный один готов, – доложил металлический голос Лиама через пилотские имплантаты.
Тристан принимал поток данных о перемещениях трех разведчиков, настигавших «Уиллис», но не менял намеченного курса. По меньшей мере, их не пятеро одновременно. На этот раз. По лбу струился пот, и он машинально утерся рукавом. Имплантат сообщил, что они вышли на исходный рубеж стрельбы.
– Красный один! Пошел! – приказал он охрипшим голосом.
– Красный один пошел.
– Красный два.
– Красный два пошел.
Тристин добавил тяги для быстрого перелета в новую исходную позицию, меж тем аппараты загрузили две следующих красных торпеды.
– Красный три.
– Красный три пошел!
– Красный четыре.
– Красный четыре пошел.
– Переходим на стандартные торпеды.
– Есть на стандартные.
Еще до того, как Лиам подтвердил приказ, Тристин повернул корабль, пустив его лоб в лоб передовому разведчику. Через имплантат в сознание врывались, словно могучие стрелы, потоки цифр. Его желудок взлетел к горлу. Ничего удивительного, ведь внутреннее тяготение крейсера большую часть схватки было отключено. Перегрузка нарастала, а Тристин не мог отдать приказ спрятать корабль.
Подходить к тройду достаточно близко всегда опасно, даже если забыть о существовании дюзы, которая могла испарить крейсер. Разведчики врага, как всегда, пытались отрезать пути к отступлению. Один из них, передовой, шел лоб в лоб, а два других перекрывали секторы уклонения вправо и влево. До столкновения с передовым ревякой оставалось несколько секунд, и игра в прятки не имела смысла. У «Уиллиса» попросту не было способа уцелеть посреди обломков, разлетающихся с места взрыва тройда.
– Переналадка завершена, – доложил Лиам.
– Огонь один! Два! – скомандовал пилот.
Пока аппараты перезаряжались, Тристин перенес на миг всю энергию на левый двигатель и чуть отклонил нос, чтобы двигаться почти, но только почти, лоб в лоб с ревячьим разведчиком. Хотелось бы, чтобы на судне установили автоматы счетверенного огня, как у новых крейсеров. Хватит мечтать! Идиот! Он поджал губы.
– Огонь один! Два!
Еще две торпеды понеслись к врагу, блокировавшему «Уиллис». Менее двух секунд до взрыва красной!
– Прячемся! – рявкнул он, пренебрегая процедурой перепроверки и вырубая все сенсоры. Затем отключил двигатели и пустил избыток выработки фьюзактора в каналы корабельных щитов, предоставив «Уиллису» вслепую бежать на врага. Через десять секунд после предполагаемого взрыва он пролаял:
– Получаем входящие.
Усиленные щиты полыхнули от удара новой торпеды. Янтарные огоньки затрепетали на панели состояния оборудования. Тристин отмахнулся от янтарных предупреждений, как раньше от кошмарных снов и самых разнообразных «возможно» и «если».
– Огонь один! Два!
Репрезентативный экран показал, что тройд не рассыпался на обломки, а раскололся надвое. Нет, натрое. Наконец после запуска шести торпед, из которых две, кажется, попали в цель, один из разведчиков ревяк, тот, что шел первым, вспыхнул. Еще два скорых голубых следа продолжали приближаться к «Уиллису». Тристин убавил питание щитов до обычной нормы и бросил крейсер в поворот с тремя «же». Он почти чувствовал, как трещат листы обшивки, когда корабль вышел на курс лоб в лоб со следующим ревякой. Запускать торпеды из такого положения очень сложно, зато судно наименее уязвимо при стрельбе врага. У крейсера больше возможностей поразить противника, учитывая, что «Уиллис» способен выпустить больше торпед в единицу времени.
Теоретически, щиты крейсера должны отбросить разведчика в сторону. Но Тристин не хотел и пробовать. Вдобавок, щиты не остановят двух торпед, которые ударят одновременно в одну точку, а как раз это наверняка попробует проделать ревячий пилот.