Денис Коваленко
Подольские курсанты. Ильинский рубеж
«Оборона наших фронтов не выдержала сосредоточенных ударов противника. Образовались зияющие бреши, которые закрыть было нечем, так как никаких резервов в руках командования не осталось».
Г.К. Жуков «Воспоминания и размышления»
Глава 1. Передовой отряд
5 октября 1941-го. Воскресенье…
Обыкновенное воскресенье, когда в Подольском артиллерийском училище родительский день. С полудня собравшиеся на плацу курсанты ждали — кто жен, кто невест; большинство — родителей. Потому как большинство — семнадцатилетние мальчишки — самые настоящие: сильные ловкие, отчаянные, и, до страсти, идейные. Все комсомольцы. А кто постарше (после армии, после института или техникума) — коммунисты. Других здесь не было. Училище выпускало лучших офицеров артиллерии — золотой фонд, будущее Красной армии.
И сейчас, в это воскресение, 5 октября, этот золотой фонд, в желто-зеленых гимнастерках заполнил плац, а вокруг желто-зеленых гимнастерок — разноцветьем осени — женские плащи, платья и кофточки, платочки и береточки. И всё так легко кружится и колышется, как может кружиться лишь опавшая листва. И смотреть на это разноцветие было приятно, особенно сверху, из окна, как смотрел сейчас начальник училища полковник Стрельбицкий. Сорокалетний боевой офицер, стройный подтянутый, с модными тогда усами щеточкой, какие любили носить военные. А на плацу всё кружились и кружились легкими и беззаботными листьями его курсанты.
Да, война. Да, немец рвался к Москве, да, наши части насмерть стояли, отступали, контратаковали, и бои шли в каких-нибудь 130 км от столицы, а от Подольска — еще ближе. Но разве может это нарушить такую прекрасную и живую картину?
Треск телефона.
— Стрельбицкий? — трескучий, измененный километрами проводов голос заместителя командующего округом. — Объявляйте боевую тревогу. Немедленно. Формируйте столько батарей, сколько соберете годных орудий. Остальных курсантов — как пехотинцев с винтовками и пулеметами. Задача ясна? — а за распахнутым окном директорского кабинета, всё еще кружится и кружится опадающая листва… И курсанты, с мамами, женами, братьями… А немцы прорвали Западный фронт. Сотни танков и бронемашин, сотни тысяч пехоты… И всё это вот сейчас, вот в эту самую минуту полным ходом движется к Москве по пустому незащищенному Варшавскому шоссе. Возможно, уже вошли в Юхнов, точных сведений нет.
— Точных сведений нет, — Стрельбицкий, всё не отрывая взгляда от плаца, где шумела простая человеческая жизнь, всё повторяя — «точных сведений нет» — набрал номер начальника пехотного училища генерал-майора Смирнова.
— Не поверишь, сам тебе набирал, — немедленный ответ. — Слушай приказ. Я сформировал из своих орлов передовой отряд — один батальон (выехал на грузовиках, с минуты на минуту будет у тебя). Усиль его двумя своими орудиями.
— Две пушки? — отвечал Стрельбицкий, — что они могут?
— Ты моих орлов не знаешь. У них и гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Так что от тебя две пушки и ребята самые меткие, — и гудки, Смирнов повесил трубку, он всё сказал.
— Пехота, никакого понимания проблемы, — не в силах оторвать взгляда от плаца, от праздника жизни, от того, что вот сейчас он прервет своим приказом и… — Стрельбицкий, уперся ладонями о подоконник.
— Курсанты! Слушай мою команду! — мгновенно мертвая тишина. — Объявляю боевую тревогу. Всем курсантам и всему педсоставу построится на плацу!
— Ура! На фронт! Мама! Наконец-то! На фронт! — разом со всех концов плаца, звонкие, радостные крики — давно курсанты ждали этого приказа, как девушку не ждут, ждали; и дождались — вот она радость!
В едином порыве подхватило, как подхватывает ветром желто-зеленые листья, и курсанты выстроились в ровные ряды; только родные, кто обнимал еще минуту назад своих сыновей и внуков остались там, где стояли, и сказать ничего не успели.
Привычно пламенная командирская речь. Непривычно волнительные лица курсантов. Вопрос, — кто пойдет добровольцем в передовой отряд? — и сотни ног сделали шаг вперед. Все сделали шаг вперед.
Были отобраны лучшие стрелки. И не «две пушки», а две батареи — восемь орудий, цепляли к давно ждавшим грузовикам, а в грузовиках, курсанты пехотного училища. Точно такие же семнадцатилетние радостные, как радуются дети, когда из дома в пионерлагерь вырываются, руками машут, шутками перебрасываются — пусть артиллерия видит, какая с ними королевская охрана. Им только и останется, что сидеть по позициям, да из пушечек своих постреливать, когда орлы-пехотинцы, властители полей, будут своими штыками псов-немцев от них отгонять.