– Мы ничего не можем с этим поделать, не так ли? – спрашивает она. – Ты хочешь вернуться в гостиничный номер?
Я смотрю на неё секунду, а потом вдруг перестаю. Когда дверь открывается, я нажимаю кнопку «Вниз».
– Нет.
– Что ты делаешь? – спрашивает она.
– Нас только что бросили, и у меня впереди ночь с тобой, – говорю я. – Целый уик-энд, если хорошо подумать. Вот ты здесь, выглядишь чертовски сногсшибательно, и ты полностью в моём распоряжении. Я не хочу тащить тебя обратно в гостиничный номер.
– Ты этого не сделаешь, – говорит она. – Куда мы направляемся?
Я не могу удержаться от того, чтобы не сделать то, что я делаю дальше. Я просовываю руки под неё, обхватываю её ноги и поднимаю её.
– Я приглашаю тебя куда-нибудь.
– Что? Нет.
– Этот город огромен, и на мне нет ничего, связанного с Марлоу. Никто, чёрт возьми, не знает, кто я такой, – говорю я. – Никто также не знает, кто ты, чёрт возьми, такая. И я хочу совершить экскурсию по Токио.
– Я не знаю Токио, – отвечает Делани.
– Ты была здесь раньше.
– Только семестр, – говорю я. – Только частично в Токио.
– Меня не волнует город, – молвлю я ей. И я говорю это серьёзно. – Я хочу потусоваться с тобой. Итак, покажи мне всё тут.
– Отлично. При одном условии, – говорит она.
– Каком?
– Опусти меня, чёрт возьми, чтобы все в вестибюле не увидели мою задницу, когда откроется дверь.
– Договорились. – Я обхватываю ладонью её задницу для пущей убедительности и чувствую кружевные стринги, надетые на ней. – Опять трусики?
Она спрыгивает на пол и игриво шлёпает меня по руке.
– Подразумевался рабочий ужин, – отвечает она. – Ты думаешь, я собиралась идти без нижнего белья? Это довольно зазорно, не так ли?
– Это больше не рабочий ужин, – говорю я ей. – Значит, они снимаются.
Но лифт звенит, и двери открываются. Делани торжествующе улыбается.
– Спасена звонком, – молвит она, выходя впереди меня. На этот раз она не консультируется с консьержем, просто выходит за дверь. – Хорошо. Давай сделаем это.
Глава 25
Делани
Мы сидим друг напротив друга в переполненном идзакае (прим. перев. – японский бар) в Сибуе, пройдя мимо миллиона маленьких баров и ресторанов, в витринах которых выставлены пластиковые версии их блюд. Гейдж потягивает пиво и смеётся, в уголках его глаз появляются морщинки, и звук этот заразителен. Он расслаблен, впервые за несколько недель, и я наконец-то чувствую себя спокойно вдали от Челси, работы, отеля и всего остального. В идзакае полно народу, но такое ощущение, что мы с Гейджем – единственные два человека в комнате.
– Тебе здесь нравится, – говорит Гейдж.
– Да, – отвечаю я ему. – Я была здесь в течение семестра. На самом деле, не в Токио. Имею в виду, я путешествовала, но в основном была на юге. Как раз достаточно времени, чтобы влюбиться, но недостаточно времени, чтобы по-настоящему позволить мелочам начать раздражать меня, понимаешь?
Гейдж потягивает своё пиво и смотрит на меня.
– Типа как мы.
Моё сердце практически останавливается, и я делаю большой глоток своего чжухай (прим. перев. – считается альтернативой пиву и пользуется особой популярностью среди женщин), напитка, приготовленного из содовой и сётю (прим. перев. – японский крепкий спиртной напиток), но на вкус опасно похожего на обычную газировку.
– Ты делаешь много вещей, чтобы раздражать меня, – говорю я, убеждая себя, что Гейдж просто сделал глупое сравнение, которое ничего не значило.
– И все же ты всё ещё здесь, со мной, и проведёшь со мной выходные, – произносит он, отправляя в рот кусочек сашими (прим. перев. – японское блюдо из тонок нарезанной сырой рыбы). – Ты только притворяешься, что ненавидишь меня.
– Я никогда не ненавидела тебя, – возражаю я.
Гейдж стонет.
– Ты что, шутишь? – спрашивает он. – Ненависть – это даже близко не точное слово. Ненавидела само моё присутствие было бы гораздо точнее.
Я смеюсь.
– Когда я испытывала отвращение к твоему присутствию?
– Ну, определённо не прошлой ночью, – говорит он, ухмыляясь. – Но помнишь первое лето после того, как наши родители поженились?
– Мне было семнадцать, – говорю я. – Я ненавидела всё.
– Особенно меня.
– Ты был придурком со своими глупыми друзьями, которые думали, что они лучше всех. И глупыми девчонками, с которыми ты встречался и которых всё время приводил домой…
– Ты просто ненавидела видеть меня с кем-то ещё, – произносит Гейдж. Он скрещивает руки на груди и выглядит таким чертовски самодовольным, таким уверенным в себе, когда сидит там, уставившись на меня, что мне хочется швырнуть в него своим напитком. Вместо этого я пинаю его под столом, а он просто смеётся. – Ты злишься, потому что знаешь, что это правда.
– Я злюсь, потому что ты был законченным мудаком, и ты это знаешь, – отвечаю я. Но я до сих пор помню приступ раздражения, который испытывала, когда Гейдж выставлял своих шлюх напоказ в доме, как будто это место принадлежало ему. Я ненавидела его.
Возможно, я также любила его.
Может быть, всё это – всего лишь одно долгое продолжение того, что я чувствовала, когда мне было семнадцать. Я думала, что пребывание с ним выведет его из моей системы, но, похоже, это возымело обратный эффект. Это заставило меня хотеть его ещё больше – больше времени с ним, больше всего на свете. И хотеть кого-то вроде Гейджа – кого-то, кто не остаётся с одной девушкой – опасно.
Я смотрю, как он макает свои гёза (прим. перев. – японские пельмени) в соус, а затем отправляет их в рот, и пытаюсь напомнить себе, что то, что происходит между нами, – это просто секс. Конечно, это хороший секс. Потрясающий секс. Поджимающий-пальцы-на-ногах и позвони-своей-подружке секс. Но это всё, что может быть. Даже если у моего отца была какая-то пересадка личности, которая заставила его внезапно одобрить эти сокрушительные отношения – это же Гейдж. Гейдж с женщинами, постоянно бросающимися на него. Гейдж, непревзойдённый флирт.
– Эй, – говорит он. – Где ты?
– Хм? О, я просто задумалась.
– По поводу чего?
– Куда я должна тебя отвезти, – вру я.
– Ладно, – говорит он, беря меня за руку. – Давай убираться отсюда.
Мы гуляем по улицам, заглядывая в витрины магазинов и людей – наблюдая, как пары и друзья собираются у входов в бары и рестораны, которые выстраиваются вдоль тротуаров, курят и пьют в ожидании. И мы некоторое время безостановочно разговариваем о жизни и наших семьях. Я рассказываю Гейджу о своей отсутствующей матери и о том, как она хочет, чтобы я вернулась на Манхэттен.