Я так же думала над тем, как теперь жить мне и маме, но тут все было не менее сложно. Ни одной нормальной идеи. Сама мысль о том, что я, Ромола, теперь мертва для всех, сбивала с ног.
В итоге, за время реабилитации, просто для того, чтобы не сойти с ума, я зацикливалась на том, что меня разгрызало изнутри. А именно — злость. Меня жгло от ярости при мысли, что где-то безнаказанно ходил человек, который довел Фелису до такого состояния и больше всего на свете я хотела, чтобы его настигла участь похуже той, которую получила моя сестра.
В итоге, все следующее время я только 0б этом думала и на этих мыслях концентрировалась. Как же невыносимо сильно мне хотелось раздавить и уничтожить этого человека. Это стало моим стимулом к скорейшему выздоровлению.
— Молодец, Фелиса. Вижу, что ты быстро приходишь в себя, — похвалил меня Джакомо. мой лечащий врач.
На тот момент мне уже сняли гипс с ног и я стала понемногу ходить. С рукой у меня не было никаких проблем. Переломы на ней уже давно заросли и перестали ныть, а вот делать даже небольшие шаги сразу было больно.
— Это нормально, Фелиса. Еще какое-то время ноги будут болеть, — успокаивал меня Джакомо, когда видел, как я кривилась в очередной раз разминая ноги. Он вообще много чего говорил, а я молча кивала и запоминала все его слова, поскольку намеревалась уже вскоре покинуть больницу.
Мы с мамой понимали, что нам следовало уехать из Бергамо. Хотя бы на время нужно было покинуть этот город.
— Ромола, ты не хочешь поехать в Дзоньо? — предложила мама. Сейчас она единственная, кто называл меня Ромолой. Никогда не думала, что будет настолько приятно просто слышать свое имя.
— Да, хороший вариант, — я не стала уточнять, что это вообще единственное место, в которое мы могли поехать. Время, которое я провела в больнице, стало казаться мне сущим Адом. Запах и вкус лекарств, белые стены и тишина палаты. От этого всего хотелось ругаться во весь голос и лезть на стены. Или, может, впить чего-нибудь невыносимо крепкого.
Приходить в себя после комы сложно и порой создавалось впечатление, что тело мне больше не принадлежало, но еще хуже становилось от тех мыслей, которые каждый день рвали мое сознание.
Я все думала о Фелисе. В последние годы мы уже не были близки так же, как прежде и за то время, которое она провела в университете Милана, я свыклась с мыслью, что мы не всегда будем рядом друг с другом. Жизненные пути нас разведут. Но как принять ту мысль, что ее вообще больше нет? Я углублялась в эти размышления, а потом отталкивала их от себя.
Я так же думала над тем, как теперь жить мне и маме, но тут все было не менее сложно. Ни одной нормальной идеи. Сама мысль о том, что я, Ромола, теперь мертва для всех, сбивала с ног.
В итоге, за время реабилитации, просто для того, чтобы не сойти с ума, я зацикливалась на том, что меня разгрызало изнутри. А именно — злость. Меня жгло от ярости при мысли, что где-то безнаказанно ходил человек, который довел Фелису до такого состояния и больше всего на свете я хотела, чтобы его настигла участь похуже той, которую получила моя сестра.
В итоге, все следующее время я только 0б этом думала и на этих мыслях концентрировалась. Как же невыносимо сильно мне хотелось раздавить и уничтожить этого человека. Это стало моим стимулом к скорейшему выздоровлению.
— Молодец, Фелиса. Вижу, что ты быстро приходишь в себя, — похвалил меня Джакомо мой лечащий врач.
На тот момент мне уже сняли гипс с ног и я стала понемногу ходить. С рукой у меня не было никаких проблем. Переломы на ней уже давно заросли и перестали ныть, а вот делать даже небольшие шаги сразу было больно.
— Это нормально, Фелиса. Еще какое-то время ноги будут болеть, — успокаивал меня Джакомо, когда видел, как я кривилась в очередной раз разминая ноги. Он вообще много чего говорил, а я молча кивала и запоминала все его слова, поскольку намеревалась уже вскоре покинуть больницу.
Мы с мамой понимали, что нам следовало уехать из Бергамо. Хотя бы на время нужно было покинуть этот город.
— Ромола, ты не хочешь поехать в Дзоньо? — предложила мама. Сейчас она единственная, кто называл меня Ромолой. Никогда не думала, что будет настолько приятно просто слышать свое имя.
— Да, хороший вариант, — я не стала уточнять, что это вообще единственное место, в которое мы могли поехать.
В Дзоньо жила Литиция, старшая сестра мамы. Она пару раз приезжала в Бергамо. пока я была в коме и мама рассказала ей о нашей ситуации, на что Литиция предложила свою помощь. То есть, несмотря на то, что женщина жила небогато, она предлагала нам пожить у нее.