— Я знаю тебя очень короткое время, Рэйчел, но обещаю, ты не сделала ничего из того, что может характеризировать тебя испорченной или ребёнком. Ну, у тебя милые вещички. Предполагаю, у твоих родителей есть деньги. На тебе это не отражается, — он подвинулся, чтобы посмотреть на меня внимательней. — Я вижу ту, кто работает ради того, чего хочет, даже если она не должна. Если у тебя есть столько, на сколько ты намекаешь, думаю, тебе не нужна карьера. Достойно восхищения, что ты всё равно последовала по единственному намеченному пути, — его голос понижается. — Я также держу пари, что виолончель твоё. Со всеми вещами, купленными тебе за деньги, возможно, музыка — единственное, чем ты можешь поистине владеть.
Моё горло пересохло. Откуда он знает меня так хорошо? Этот незнакомец, который знает меня всего несколько часов? Я хочу сказать ему, насколько он проницательный, насколько ловко попал в самую точку, но слова остаются тишиной на кончике моего языка.
Дилан доедает крекер, капая арахисовым маслом на большой палец.
Я использую возможность сменить тему.
— У тебя что-то… на руке…
Он протягивает руку к моему рту, прикладывая большой палец к губам. Его веки тяжелеют, когда я слизываю арахисовое масло, скользя языком вокруг пальца, как недавно делала с его членом.
— Этот рот, — хрипотца в его голосе говорит, что он вспомнил о том же. Он запел что-то — не знаю — о сомнении, что я целовала мою маму «этим ртом».
У меня ощущение, что песня должна наводить на что-то. Мало того, что я упустила намёк, так ещё и слишком отвлекаюсь на чистоту его роскошного тона. Это посылает толчок вниз по моему позвоночнику, загибая мои пальчики так же эффективно, как оргазмы, которые он мне дал.
— У тебя действительно хороший голос.
— Как и у всех в наше время, — он отмахивается от моего комплимента. Кажется, я наконец-то нашла кое-что, заставляющее его чувствовать себя некомфортно.
— Нет, я имею в виду, что очень хороший, — я очарована его внезапной робостью. — Спой мне что-нибудь ещё.
Дилан отыскал другую оливку в банке и бросил её в рот.
— Не могу.
— Почему нет? Стесняешься?
Он проползает по периметру покрывала.
— Прямо сейчас мой рот занят другими вещами.
Я проглатываю свой кусочек, в то время как его губы захватывают мои. Наш поцелуй на вкус как тёплый, грязный мартини, и, хотя Дилан оставил меня полностью удовлетворённой меньше получаса назад, я хочу его вновь.
Я вновь хочу его внутри себя.
Я всасываю его язык в рот, радостно вздыхая, когда он понимает моё физическое приглашение и прижимает меня к полу, погрузив свой язык глубже, целуя меня сильнее. Ковёр обеспечивает минимальное смягчение, поэтому, когда он ложится поверх меня, я чувствую себя будто бы обнятой с обеих сторон. Он разводит мои ноги врозь, чувственно трётся своими бёдрами, и я откидываю голову. Он лижет и сосёт, спускаясь по шее и щекоча взлохмаченными волосами кожу, когда движется ниже. Сдёргивает мою рубашку и, лаская, покрывает кожу поцелуями.
— Подожди секунду, — он резко поднимается, оставляя задыхающуюся меня на полу.
— Куда ты идёшь?
Он переставляет клюквенно-виноградный сок на кофейный столик.
— Не хочу, чтобы ты потеряла своё депозит, — говорит он, подмигивая.
— Спасибо, — я даже не подумала о беспорядке, который мы могли учинить. А это именно та ситуация, обычно меня беспокоящая. Кто я с этим парнем?
Этот парень стреляет в меня сексуальным взглядом.
— Оставайся там.
Я, очарованная им, слежу за каждым заднице-изгибаемым шагом, пока он идёт в мою спальню. Очарованная тем, кто я с ним. Интересно, что, если она кто-то, кем я могу быть чаще. Если она является кем-то, до кого я могла бы дорасти, чтобы нравиться.
Дилан возвращается раньше, чем я смогла бы получить ответ.
— Уверен, мы могли бы использовать это, — он бросает что-то.
Это что-то мягко приземляется на моей груди. Мой шарф. Ох, парень.
— Я никогда на самом деле…
Он смеётся, но это не подразумевает насмешку. Больше похоже на… Обожание.
— Знаю. Могу поспорить, ты многие интересные вещи не делала.
Я опираюсь на локти.
— Мы делали некоторые из них сегодня.
— Это так, — он становится за мной. — Вытяни руки. Мы сделаем ещё парочку.
Я становлюсь на колени: ткань изящно скользит по внутренней стороне моего запястья, и, прежде чем я смогла бы начать волноваться, что позволяю незнакомцу связать себя, и понять, что Это-Очень-Плохая-Идея, мои руки связаны передо мной.