— Вы ужасны в этой игре. Я музыкант.
— О? — его спокойная улыбка исчезает немного. — Типа группы? Вы переезжаете в Голливуд, чтобы достичь большого прорыва на телевидении или шоу талантов? Или в Нэшвилл, чтобы оставить парочку демо-дисков?
Я гримасничаю на обоих предположениях.
— Едва ли. Я виолончелистка и недавно подписала контракт с оркестром, — я не должна была звучать так гордо, как это вышло на самом деле.
— Интересно. Поздравляю, — улыбка вернулась на его лицо в полной мере, и это заставило моё сердце сделать сальто. — Следовательно, вы серьёзно относитесь к музыке.
— Очень, — я скрестила ноги, что глупо. Я не должна испытывать комфорт.
— Я никогда раньше не встречал виолончелистов.
— Мы не показываемся часто на публике. Мы предпочитаем поспешно бежать в оркестровые ямы.
Он улыбается и протягивает руку:
— Дилан.
Я колеблюсь из-за неуверенности в правильности решения, которое собираюсь принять. Если скажу ему своё имя, это будет значить, что я готова продолжать разговор. Что плохого в том, что разговор может перерасти во что-то большее? Я никогда не пойду с ним домой, но забавно представить, что такое может произойти.
— Рэйчел, — я принимаю его руку. Электричество пронзает меня от ощущения его ладони.
— Итак, Рэйчел-которая-переезжает, скажи мне, что заставило тебя играть на виолончели?
— Я не могла поместиться внутри скрипки.
— Бах-дам-чи, — его хриплый смех выставляет сильные линии горла и мягкое появление лёгкой щетины. Я поражена желанием чувствовать это. Моим языком.
Боже, что я делаю? Фантазии в сторону, я перехожу границы с этим парнем. Я даже не должна думать о границах в этот момент жизни. Мне нужно освободиться от них. Безграничность.
Я открываю рот, чтобы сказать ему о том, что должна идти. Слова вертятся на кончике языка.
Но он говорит первым:
— Так ты поклонница классической музыки, да?
Чёрт возьми. Он нашёл мою слабость.
Я киваю:
— Существует лишь один жанр, который стоит слушать.
— Действительно, — он изучает меня, будто решив опровергнуть. — Таким образом, остальная часть мира только тратит своё время и деньги, создавая и слушая другие жанры в течение нескольких веков?
Я не должна участвовать в музыкальных дебатах, иначе буду здесь всю ночь, доказывая превосходство Вивальди и Баха, но его мягкое поддразнивания делает что-то со мной, расслабляя мои губы и плечи. Заставляет меня хотеть пробыть здесь всю ночь, споря с ним. Или просто с ним.
— Да.
— Это довольно спорное мнение на этот день и в этот век.
— Так ли это? — знаю, но скромность моего ответа является вызовом. Одного не могу понять. Это… Я… Так… Флиртую?
Если это флирт, я должна быть смущена из-за того, как в нём плоха.
И почему я флиртую? Я должна уйти.
Но потом Дилан снова говорит, и я остаюсь.
— Не так много людей слушают классику, — произносит он. — Я не говорю, что это правильно, но ты не можешь называть свой жанр музыки единственным, который заслуживает всего, когда потребители не защищают твой выбор.
Я поворачиваюсь на сидении, чтобы лучше его видеть, моё колено снова задело его. Это ослабляет меня, но я остаюсь сильной в своём мнении.
— Ты говоришь, что имеет значение только то, что популярно в мейнстримной (прим.: англ. mainstream — основное течение. Часто употребляется для обозначения каких-либо популярных, массовых тенденций в искусстве для контраста с альтернативой, андеграундом, немассовым, элитарным направлением, арт-хаусом) культуре?
— В какой-то степени.
— Потому что, если это правда, есть множество групп, которые никогда не видели коммерческого успеха, но они являются потрясающими музыкантами. Или гранжевые маленькие рок-группки, которые никто не ценит, но, возможно, именно их кто-то любит.
Он захватил нижнюю губу между зубами, медленно отпуская её. Я заворожена этими формами.
— Может быть, это скорее о продажах, нежели о славе. Или их комбинации, что даёт группе сохранять силу.
Если он пытается отвлечь меня от моих же аргументов, то проделывает отличную работу. Я с трудом моргаю несколько раз. Сосредоточься, Рэйчел. Какую там группу Алекс вечно высмеивает?
— Ах! Nickelback!
— Они не считаются. Вообще.
Я торжественно указываю на его лицо:
— Они богаты и дико известны. Даже я слышала о них.
— Они также ужасные музыканты, — он захватывает мою руку и отпускает её, проведя под поверхностью стола к расстоянию между нами.
Мои бёдра сжались, когда он скользнул своим пальцем между моих, сплетая наши руки вместе. Сосредоточенность — это борьба. Весь мой мир сократился до точки контакта между нами.