— Дай мне гитару.
Я отдаю.
— Ты сыграешь на ней?
Он берет меня за руку, и я чувствую заряд электричества, проносящийся по мне в тех местах, где его кожа соприкасается с моей.
— Нет. Я сыграю на тебе.
Я всё ещё дрожу, когда такси подъезжает к залу репетиций. Опаздываю, так как заскочила домой, и, запыхавшись, мчусь в аудиторию, врываясь в последний момент. В мой второй день гобоист получил суровый выговор за то, что опоздал на три минуты, а я не стремлюсь получить то же самое. Я не последняя, кто садится, но Блэйн уже на месте, ждёт с едва скрытым раздражением. Он выглядит так строго, что мне приходится подавить хихиканье и отвернуться, будто рассматриваю свою пятку.
Если бы он только знал, что меня задержало…
Чувство исчезает, отодвинутое множеством мыслей о Дилане.
— Скажи это, Рэйчел.
— Сказать что?
— Что тебе нравится. — Он пульсировал во мне.
— Я обожаю это.
— Попроси.
— Пожалуйста, — я хныкала, ненавидя способ, которым он вырвал из меня признание.
Я должна чувствовать себя виноватой, предаваясь здесь таким воспоминаниям. И для чувства вины есть много причин.
Но не чувствую.
— Я сказал, проси, — прорычал он.
И я попросила повторно.
Он наполнял меня снова, медленно и глубоко.
— Тебе кажется это неправильным?
— Нет.
— Как это ощущается?
— Как будто я твоя.
— Эй. — Пол наклоняется ближе, убивая мои мечты о Дилане, говоря так тихо, чтобы только я могла его услышать.
— Хорошо, что ты успела. Мне было бы не по себе, если бы у тебя возникли неприятности в первую же неделю из-за того, что я пригласил тебя на поздний концерт, и ты опоздала. — Он поднимает брови.
Я улыбаюсь тому, что цель моей радости нечто менее изменчивое, чем Блэйн, и довольная тем, что мой отказ пойти на свидание с Полом не привнёс между нами неловкости.
Если бы он только знал причину моей задержки.
— Никто не поверил бы тебе. Пара скучных виолончелистов, идущих на рок-концерт?
Я притворяюсь, что сжимаю шею, и изображаю шокированный вид. Если я рассмеюсь, Блэйн взбесится. Но если бы он знал, какой нескучный вечер был у меня вчера, когда я умоляла Дилана быть внутри меня везде, насколько широко он распахнул бы глаза?
От этого мне хочется смеяться ещё больше. Поэтому я сцепляю пальцы.
— Скорее всего, нам бы и убийство с рук сошло.
Пол окидывает комнату с озорным огоньком в глазах.
— Интересно, как далеко мы могли зайти. Сделать пирсинг на лице?
— Поучаствовать в драг-рейсинге.
— Украсть драгоценности!
Он ухмыляется наряду со мной.
— Спасибо тем, кто не опоздал. — Блэйн вышагивает перед подиумом, и мы обращаем внимание на него, чтобы он не обратил свою ярость на нас.
— Сегодня, я хочу пробежаться по третьей части. Некоторые из вас могли не играть эту сложную партию прежде, но я хочу, чтобы вы копнули глубже. Речь о страсти. Я знаю, что у вас всех она есть, иначе вы бы тут не сидели. Найдите её в себе и вырвите эмоции из своих тел, мне это нужно. Пойдите мне навстречу и раскройтесь.
Я закрываю глаза на мгновение, слушая вводные такты перед тем, как обратить внимание на сигнал Блэйна. Каждая нота напоминает мне о Дилане. Скрип моего смычка от трения о поверхность струны. Каждый дрожащий звук от моей виолончели превращается в живое существо. Дилан принёс подобные ощущения в моё тело, заставляя его бурно реагировать. Тонкий танец звука, ярости и удовольствия, которое выгибает мою спину даже сейчас.
Я касаюсь струн так, как Дилан касался меня. Притворяюсь, что я — это он, прикасающийся ко мне, поднимающий меня выше, берущий глубже и сильнее, чем я могла себе представить. Моя виолончель становится мной. Я становлюсь Диланом. Играю так, словно занимаюсь с ним любовью.
Всё ещё ощущая вибрации от физической связи прошлой ночи, я играю лучше, чем когда-либо. Прошлая ночь открыла что-то страстное и глубокое во мне, предоставила доступ к навыкам, открытым лишь для живого огня.
Несколько человек вокруг меня кивают, когда мы заканчиваем. Мы все стремимся скорее уйти, но речь Блэйна длиной пятнадцать минут о пятничном мероприятии и ожиданиях от нас всех загоняет нас в ловушку, заставляя оставаться на местах. Мне трудно сосредоточиться, зная, что альфа-рок-звезда ждёт меня в великолепном гостиничном номере, поскольку Блэйн гундит с неприветливым выражением лица. Хотя одобрение, исходящее от других музыкантов, чрезвычайно приятно.