После того, как я медленно обвиваю себя руками, нежась в ощущениях, собираю свою одежду и неторопливо одеваюсь в темноте. Я чувствую себя комфортней, чем в последний раз. Возможно, Дилан останется на ночь. Может быть, он переплетётся со мной в постели, обнимая меня, займётся со мной любовью. Мы даже пойдём позавтракать. У меня и в самом деле ничего нет в доме. Может, из закусочной ниже по улице доставляют…
И вновь я запрыгиваю в ванную, когда Дилан выходит оттуда. Умываюсь и чищу зубы, прежде чем отправиться обратно в гостиную. Я решила быть смелой и пригласить его остаться на ночь.
Но, когда я нахожу его, он полностью одет и разговаривает по телефону.
— Спасибо, — вещает Дилан трубку и оборачивается. — Такси прибудет через несколько минут.
Скрываю разочарование так хорошо, как приучила свои черты лица.
— Ох, — должна ли я поблагодарить его за лучший секс в моей жизни? — Мне было весело.
— Мне тоже.
Я иду с ним к входной двери и прислоняюсь к стене, в то время как он обувается и похлопывает по карманам, кивая, что ничего не забыл.
— Надеюсь, что твой переезд будет хорошим.
— Спасибо, — хочу придумать ещё что-нибудь, чтобы сказать, но сейчас около четырёх утра, и мой пронизанный эндорфинами мозг не оправдывает меня. К тому же единственное, что я хочу произнести, — «Останься».
Он колеблется.
— Ну, наверное, я должен идти.
— Тогда думаю, это прощай, Дилан-без-фамилии.
— Мне было приятно, Рэйчел-которая-переезжает.
Он обнимает меня, даря восхитительный последний поцелуй, который заставляет сердце колотиться. Затем он подмигивает и выходит за дверь без слов.
Проходит несколько минут, чтобы сожаление поселилось во мне. Я испугалась, что чувствую и делаю. Это не то сожаление, ожидаемое мной, потому что я не раскаиваюсь, что пустила Дилана в свою кровать, даже не зная его фамилии, даже если никогда не увижу его снова. Мне совсем не жаль, что я опустила свою защиту или что была такой же незнакомкой для него, как и он был для меня.
Сожаление, которое я чувствую, совершенно неожиданное.
Я жалею, что позволила ему уйти.
Глава пятая.
Было около одиннадцати тридцати, когда я проснулась — почти неслыханно с моим жёстким графиком — но эти последние несколько дней были довольно пустыми, что позволяло мне поваляться в постели, сначала нежась от воспоминаний о прошлой ночи, а затем продолжить находиться в таком же вялом состоянии под долгим, горячим душем. Дилан дал мне достаточно пищи для размышлений на последующие годы, когда яркость воспоминаний о прошлой ночи утихнет в глубине и наконец полностью растворится шоколадом на языке.
Я сушу волосы, надеваю юбку цвета хаки и светло-голубой свитер, нежно ласкающий кожу, провожу тушью по ресницам и добавляю блеск для губ. Алекс прислала мне сообщение, требующее детали ознакомления с плейлистом, который я обещала послушать. Я включаю песню под названием «Summertime Sadness» (прим.: Lana Del Rey) и с первыми нарастающими аккордами отключаю.
Я шагаю в ванную, хватаю резинку, поспешно заплетаю волосы в косу и перекидываю её через плечо. Я использую голубую пластиковую ванночку как сидение — кресла захоронены за горами коробок, к ним добраться невозможно — и открываю футляр для виолончели. Пока я её освобождаю, перезапускаю песню на телефоне, прижимаю мой инструмент ближе и закрываю глаза, позволяя музыке струиться сквозь меня, затем из меня.
Пальцы летают по струнам, тело качается в такт движения моего смычка, и я подхватываю вокальную линию, улыбаясь, когда делаю это правильно, и ноты отображаются обратно: полные и звучные.
Стук в дверь разрушает момент, вырывая меня из песни.
Я нетерпеливо фыркаю. Если грузчики пришли слишком рано… Аккуратно кладу виолончель обратно в футляр и закрываю его. Я ковыляю к двери, готовая к конфликту, когда открою её.
— Привет, девчонка с виолончелью, — улыбается Дилан, гладко выбритый, переодетый и затаившийся на моём пороге.
— Дилан. Что ты здесь делаешь? — я удивлена, что не заикаюсь. Моё сердце как будто выключено.
Он прислоняется к дверному косяку.
— Знаю, у тебя есть миллион дел, которые нужно решить, прежде чем ты покинешь город через несколько дней, поэтому я пришёл спросить, не проведёшь ли ты со мной день вместо этого?
— Ты руководствуешься тем фактом, что будешь меня беспокоить? Это не лучшая стратегия, чтобы продать себя, — какая разница. Я уже продана, и правда в улыбке, преподнесённой ему.
Он держит в руках небольшой бумажный свёрток и два стакана.
— Я также принёс завтрак.
Мой желудок урчит из-за богатого аромата кофе. Я беру чашку и предлагаю ему войти.
— Тяжело сказать этому нет, — стадия, когда сказать ему нет невозможно.
Когда Дилан проходит мимо меня, его движения настолько дерзкие, что показывают, что он знает об этом. Чёрт, дерзость выглядит как секс, когда он так себя ведёт.
— Я не принимал тебя за фана Ланы.
Фаналаны?
— За кого? — разумеется, я была больше сосредоточена на его заднице в этих джинсах, чем на том, что он говорит.
— Эта песня, — он следует за мной в гостиную.
Я указываю на голубую пластиковую ванночку, на которую он может сесть, и занимаю своё место в нескольких шагах от него, отключая телефон и музыку.
— О. Это кое-что из того, что мне прислала Алекс, чтобы послушать, но да, она мне очень нравится.
Он ставит чашку и роется в сумке.
— Дай угадаю. Ты никогда прежде не слышала эту певицу.
— Ну, я не могу думать о других её песнях, но голос звучит немного знакомо.
Он качает головой на мой оборонительный ответ и протягивает мне выпечку.
— Ты оторвана только от поп-культуры или просто музыки?
Это не способ унизить меня — любопытство — поэтому легче ответить. Очень легко, на самом деле, потому что он заинтересован во мне и это… Ну, это мило.
— Не то чтобы я была изолирована. Мне нравится думать о себе как о внимательном человеке.
Сахарная глазурь крошится на моих губах, когда я откусываю кусочек фруктовой начинки.
— Ты просто стала занятой? — его глаза задерживаются на моём рте, и пространство между моими ногами вдруг становится теплей.
Я борюсь, чтобы сфокусироваться на разговоре.
— И я люблю играть… — киваю на мою виолончель. — Но это часы практики, содержание инструмента, изучение музыки, совершенствование техники владения смычком, прослушивание интерпретаций других людей тех композиций, которые я должна выучить. Когда заканчиваю всё это, я люблю быть в тишине. Мне наплевать на последние реалити-шоу, или кто на ком женится в таблоидах. Развлечения порождают шум, а не информацию. Я предпочла бы погулять с друзьями и поговорить об их жизнях, потом пойти в кино или поболтать о знаменитостях, которых мы никогда не встречали и не встретим. У меня есть цели, но они требуют работы. Я не ожидаю, что всё будет доставаться мне с лёгкостью, — я поспешно опускаю глаза. Могла ли я звучать более скучно и жалко? Вероятно, нет.
— Ты так сильно отличаешься от большинства женщин, с которыми я сталкивался. В хорошем смысле, — поспешно уточняет он.
Мой взгляд встречает его, и я тронута искренностью, которую там нахожу. Я чувствую, что краснею.
— Спасибо. Я много чего не хочу. Но определённо нуждаюсь в том, чего хочу.
— Мы похожи больше, чем я думал.
По моим щекам ещё сильнее разливается тепло, когда я улыбаюсь и доедаю свою выпечку. Он вытирается салфеткой и кладёт её обратно в пустую сумку.
— Время признаний.
Слабая паника вспыхивает во мне, когда я представляю те ужасные вещи, в которых он может признаться. О Боже… Мой взгляд метнулся к его левой руке в поисках кольца или линии загара, где могло бы быть кольцо.
Он замечает мой взгляд и смеётся:
— Я не женат. И у меня нет девушки, если тебе интересно. Но я тоже не из Чикаго.