— Ох. Ну, как и я, — я не должна испытывать такую радость из-за того, что он свободен. На самом деле это не имеет значения, если принять во внимание, на каком я этапе в своей жизни.
— Нет, я имею в виду, что не живу здесь. Я в городе лишь на несколько дней или около того, к тому же один.
Я стряхиваю крошки с пальцев, отвлекаясь от того, как разочаровало меня его заявление. Не из-за того, что он не живёт здесь, а из-за того, что он здесь только на несколько дней, и того, что переезжаю. Это подчёркивает то, что мы как корабли, проходящие в ночное время. Хотя сейчас день…
Я поднимаю голову и смотрю на него.
— Что привело тебя в Чикаго?
— Просто посещаю, — он наклоняет голову, повторяя моё движение. — И мне нужен гид.
Он просит показать ему всё вокруг. И я не могу. Это не в моей повестке дня. Это не то, в чём я хороша. И — самое главное — это очень плохая идея.
Но говорить ему нет…
— У тебя есть семья здесь? Те, кто могут принять тебя?
— Не-а.
Я верчу в руках стакан.
— И ты не можешь попросить кого-то из друзей?
— Честно говоря, люди, которых я здесь знаю, предпочли бы пойти в шумный бар и в уже посещённые мною места, — он делает паузу. — Кроме того, я хочу тебя.
Я чувствую, будто упала с лестницы: мой пульс ускоряется, а голова кружится.
— Я не лучшая в том, чтобы показывать город. Едва ли я здесь сама много чего видела, — даже не уверена, как проговорила эти слова, думая о том, что он хочет меня!
Дилан усмехается:
— Всё больше причин увидеть несколько мест перед отъездом, правильно?
Он не ошибался; это не первый раз, когда я пожалела, что не смогла увидеть больше, пока была здесь. Но это не повлияло на мой ответ. Мой ответ в значительной степени решился в ту минуту, когда он вошёл в дверь: так же плохо, как есть, так же неправильно, как чувствуется.
— Хорошо. Я сделаю это.
Его улыбка молниеносная и от этого горячее в два раза.
— Я также не хочу видеть нормальные места, ничего громкого и людного.
— Договорились, — я преувеличенно гримасничаю.
— Видишь? Ты идеально подходишь для этого путешествия.
— Возможно. Но я точно не знаю, где это «идеальное место», которое ты ищешь в Чикаго. Мы должны тщательно поискать. Мы могли бы прокрасться в кампус, — я так взволнована. Ещё один день в туфлях альтернативной Рэйчел, и эта мысль волнует.
— Давай держаться подальше от типичной и протоптанной тропы.
— Подожди, — я пишу сообщение Алекс.
«Куда я могу повести туриста, чтобы было незабываемо? Что-то классное и необычное».
Алекс немедленно отвечает одним словом, которое заставило меня улыбнуться:
«Наклон» (прим.: аттракцион The Tilt (Наклон) находится в Чикаго в Центре Джона Хэнкока и взгромождён на вызывающую головокружение высоту в 305 метров над землёй).
Я вызвала такси, и мы с Диланом спустились вниз, чтобы подождать на солнышке.
«Наклон» — идеальный выбор и, определённо, нечто, чего одна я никогда бы не сделала, но это непреодолимое препятствие, поэтому говорю водителю отвезти нас сначала в Миллениум-парк (прим.: общественный парк города Чикаго, входящий в состав паркового комплекса Грант-парк, располагающегося на берегу озера Мичиган. Миллениум-Парк Чикаго открылся в 2004 году и стал настоящим оазисом, где можно спрятаться от городской суеты и шума и насладиться природой и архитектурной красотой. Парк привлекает своими уникальными экспозициями и ландшафтом) — туда, где ни я, ни Дилан не бывали.
— Разве он не слишком переполнен туристами? — Дилан натягивает пару авиаторов серебристого оттенка, скрывающих большую часть его лица и отражающих большую часть моего в них.
Я ненавижу разговаривать с человеком и не видеть его глаз. Поправка: я ненавижу, когда не вижу глаза Дилана.
— Разве что совсем немножко, но это то, куда я всегда хотела пойти. И слышала много хорошего о…
— …Павильоне.
Я нахмурилась на его перебивание.
— Я хотела сказать о галерее Боингов. Думала, ты не бывал там.
— Не бывал, но все слышали о Павильоне и его архитектуре.
Я не знала, что он был настолько известен, но, по крайней мере, Дилан не кажется скучающим.
— Однажды Алекс рассказывала мне об этих статуях в галерее, будто они выглядят как коробки из-под молока. Звучит настолько причудливо, что хочется всё разузнать, — она понимала, как дразнить меня странными вещами, зная, что я никогда их не увижу, и желала получить ответную реакцию.
Он скользит рукой по моему бедру, останавливая моё дыхание, и хватает меня за руку.
—Ты восхитительно выразительная.
Тепло расползается выше по моей груди, и я надеюсь, что румянец не так заметен, как ощутим.
— Что я могу сказать? Я открытая книга, — это ложь, всё-таки есть сведения обо мне, которые я не могу рассказать. Подробности, которые я не хочу рассказывать ему.
Он улыбается и поворачивается посмотреть город, проплывающий за окном. Я делаю то же самое, вскользь осматривая его в слабом отражении, пока мы едем.
Несколько человек мельтешат перед входом, мы платим и идём через центральную набережную, останавливаясь взять пару содовых. Тонкая застёгнутая толстовка скрывает большую часть его татуировок, но он всё ещё получает несколько взглядов от людей. Возможно, он прячется за солнцезащитными очками, чтобы отгораживаться от людей. Я ненавижу, когда на меня пялятся так, как на него. Это из-за его татуировки? Или из-за того, что он так чертовски привлекателен?
Спонтанно я беру его руку, чувствуя немного его защиты и капельку сходства. Независимо от того, что в нём порождает взгляды, с этим осуждением он чувствует себя некомфортно. Я понимаю. Это то, что чувствую я, когда мой отец выставляет меня напоказ на своих благотворительных вечерах, будто являюсь причиной для пожертвований или поддержки.
Он смотрит вниз на наши руки — даже в очках удивление отражается в его чертах. Его губы трогает маленькая улыбка, и он слегка сжимает мою руку, посылая искры этим невинным жестом.
Дилан определённо не из моей системы, даже после потрясающей ночи, которую мы провели вместе.
— Разбираешься в архитектуре? — спрашиваю я, вспоминая комментарий в такси.
— Не совсем, хотя я действительно ценю хорошую акустику.
Чем павильон и известен, если судить по моей брошюре.
— Ты ходишь на большое количество концертов?
Он делает длинный глоток содовой.
— Да. А ты?
— Не на то количество, какое хотелось бы, — догадываюсь, что это совсем не тот тип концертов, на которые ходит Дилан.
— Может, у тебя будет больше времени теперь, когда ты уже получила степень.
— Вещи меняются, но я не могу видеть себя тонущей в свободном времени. Лишь новые обязательства в новом городе, — только на этот раз я буду знать всё меньше и меньше людей.
Дилан покачивает мою руку.
— Да, полагаю добраться до вершины — это всего лишь полдела. Поддержание этого тоже отнимает много времени.
Он взглянул на площадь, немного нахмурившись при виде появившейся толпы слоняющихся людей. Я тоже не любитель шумной толпы, поэтому не пытаюсь заманить его по направлению к Облачным Вратам (прим.: Cloud Gate — общественная скульптура, расположенная на площади AT&T Плаза в Миллениум-парке в деловом квартале Чикаго Луп. Считается, что образ скульптуры был навеян видом капли ртути, жители Чикаго переименовали её, для точности, в «Бин» или гигантскую «фасольку»).
Я забираю руку обратно, притворившись, что занята своей соломинкой, но главным образом потому, что мне нужно самообладание для следующего признания.
— Иногда мне интересно, стоит ли оно того.
— Время?
Я устремляю свой взгляд на землю перед собой.
— Да. Я получаю то, что всегда хотела, но это своего рода чувства, будто я, возможно, отказалась от большей части себя, чтобы это получить.
— Компромисс, — он произнёс это таким образом, будто понимает. Интересно, есть ли у него нечто подобное, с чем он может быть связан, или же Дилан просто слишком хорош в том, чтобы человек мог почувствовать себя понятым.