— Добро пожаловать в «Наклон». Слышал об этом?
Дилан ухмыляется и снимает очки.
— Звучит как название плохого клуба. Пейте достаточно текилы и пол…
— …наклонится. Умно.
— Мне нравится, что у нас есть место для себя.
Тепло в его зеленовато-голубом взгляде подаёт мне слишком много мыслей, поэтому я делаю несколько шагов к окну, читая со своего телефона, а он следует за мной:
— Безопасность может сдержать до восьми посетителей за раз. «Наклон» предлагает уникальный вид в одну тысячи футов вверх. Это изменит ваш взгляд на Чикаго. Навсегда.
— Я не видел достаточно Чикаго, чтобы сформировать своё мнение, но, несмотря на это, я развлекаюсь. Что… Ох, — Дилан делает шаг вперёд к одному из свободных проходов, обрамлённому красными бархатными канатами.
Наклон оплачивается дополнительно, но я с радостью отдам свои деньги за жажду испытать себя чем-то новым.
Дилан касается моего предплечья, посылая покалывание по руке.
— Подожди секунду, — он направляется к оператору и разговаривает с ним мгновение.
Возвращаясь к окну на южную сторону, останавливаю взгляд, не желая смотреть вниз, пока мы не наклонимся, и я смогу насладиться полным ощущением. Это была моя идея, и я не хочу быть слабачкой, но, святое дерьмо, мы на высоте в тысячу футов и наклонимся на тридцать градусов над улицей. Стальные ручки по бокам от окна нагреты солнцем, и я плотно их сжимаю.
— Ты готова?
Я испугалась при звуке его голоса позади меня. Он кладёт свои руки прямо над моими и приставляет свои ноги к моим, прильнув к моей спине.
— Думаю, ты должен стоять у другого окна.
Он прижимается лицом к моей шее.
— Мне и здесь хорошо.
— Что ты делаешь? — мой голос выходит раздражающим дыханием.
— Нарушаю правила.
Губы Дилана на моей коже заставляют глаза закрыться, когда я внутренне содрогаюсь от удовольствия. Осознание сжимается в каждой точке нашего контакта, желая, чтобы мы были где-то одни и голые, и вспоминая, что, когда в последний раз мы были возле окна, Дилан был внутри меня.
Он кладёт подбородок на моё плечо, нежно дотрагиваясь до меня лицом.
— Рэйчел, открой глаза.
Я даже не почувствовала, что пол двигается. Дилан уже наклонил мой мир, и я не уверена, что хочу вернуться, чтобы увидеть, как это произошло.
Но я открываю глаза. Под нами всё такое крошечное. И город кажется таким искривлённым на краю, будто мы смотрим на снежный шар без воды и снежинок. Мир спешит под нашими ногами, совершенно не зная о нас. Я сильнее сжимаю руки на подлокотниках: от волнения, а не от страха. Может, потому, что хочу, чтобы грязный подонок прижался ко мне, но прямо сейчас ничего нестрашно, кроме мысли о возвращении в мою тихую квартиру одной.
— Здесь потрясающе.
Последняя мысль в моей голове — пейзаж.
— Ага, — я притиснулась ближе к нему, двигая задницей, не в силах остановиться, даже когда он шипит сквозь зубы и его член становится твёрже между нами. Что он делает со мной? Как он убивает всякое чувство приличия и самоконтроля?
— Пошли со мной, — он хватает мою руку и тащит на выход, когда толпа людей приходит на этаж, чтобы увидеть наклон. Оператор слишком занят, принимая деньги от новой группы, чтобы заметить, как мы прошли через дверь.
Сигнализация не звучит, но этот аварийный выход ведёт к лестничной клетке.
— Мы не должны…
Он закрывает губами мой рот, и его рука пробирается под юбку ко мне между ног, поглаживает меня через уже мокрые трусики, потом засовывает палец внутрь.
Он глотает мой стон и отодвигается, укусив мою губу.
— Мне необходимо попробовать тебя.
Причины покрываются дымкой, крошечные уколы света проходят сквозь тяжёлые бархатные шторы потребности.
— Мы не должны.
Его колени протискиваются между моих ног, и он толкает меня назад, поэтому я прислоняюсь к стене.
— Ты права. Мы действительно не должны, — горячее дыхание задевает моё бедро, когда он перекидывает другое себе через плечо и отодвигает мои трусики в сторону. — Ты убиваешь меня этим маленьким свитером, и удобной обувью, и набухшей влажной киской. Такое противоречие, — с томительно лёгким прикосновением он гладит мою расщелину. — Но вкус у тебя такой, блядь, прекрасный, Рэйчел, — он кружит языком вокруг моего клитора. — Скажи мне остановиться — я остановлюсь.
Слабый стон срывается с моих губ. Боже, любой может пройти по этой лестнице; оператор должен был заметить, что мы исчезли. Как долго он не придёт и не арестует нас? Нам нужно остановиться. Мне нужно сказать ему остановиться.
Мои бёдра приподнимаются и подгоняют Дилана двигаться быстрее. Мои руки хватают его волосы, и вопреки каждой унции здравого смысла, кричащего во мне, я прижимаюсь сильнее к его языку. Этот сексуальный, ухмыляющийся рот подводит меня ближе и ближе к краю того места, в котором я никогда не была, терзаясь от адреналина и осознания того, что это неправильно, но я не в состоянии остановиться.
Ощущения. Так. Хороши.
Он крутит двумя пальцами напротив моих внутренних стенок, пульсирующих возле той самой точки. Я двигаюсь на повышенной передаче, металл трётся о металл, раскалённый и горячий, ещё горячее, пока всё не сжимается и не разлетается искрами, опаляющими мой разум. Я кончаю с его рукой поверх моего рта, приглушающей звуки, которые я не в состоянии заглушить, и тяжело дышу через нос.
Я киваю, и он убирает руку подальше от моего рта, в то время как скользит пальцами другой руки и всасывает влагу, оставшуюся на них после меня.
— Ммм.
— Пойдём со мной домой, — я говорю с потребностью в голосе, звучащем совсем не как мой.
— Я думал, ты никогда не попросишь.
Глава шестая.
Как только я дала свой адрес таксисту, мои губы не покидают Дилана. Его шею, челюсть, мочку уха. Его рот. О боже мой, его рот.
От нежнейших, дразнящих касаний языка до резких прикусываний он утверждает себя в поцелуях, стирая память о тех, которые, я думала, лучшие, уничтожая все воспоминания о них. Моё тело — инструмент, и Дилан играет симфонию удовольствия, а я полна ощущений, кружащих по нему и уносящих меня.
Таксист откашливается, и я подпрыгиваю. Мы припарковались раньше, чем несколько секунд назад, но я слишком возбуждена, чтобы набраться необходимого чувства стыда. Дилан швыряет несколько купюр водителю и тянет меня из машины. Пока он ведёт меня вверх по лестнице к квартире, его руки не прекращают трогать моё тело.
Это забирает три попытки попасть ключом в замок, потому что его губы на задней части моей шеи устраивают короткое замыкание моей нервной системе, и делать что-то практически невозможно, кроме как стоять там с закрытыми глазами.
Мы проходим только первый этаж, прежде чем снова набрасываемся друг на друга. Моя ладонь уже под его рубашкой; его руки сжимают мою задницу и притягивают ближе, захватывая в плен мои между нами, но я не нуждаюсь в руках, чтобы целовать его или тереться о его член.
Дилан тянет мою юбку вверх (он что, собирается трахать меня прямо здесь?) и поднимает меня, подначивая обернуть бёдра вокруг него. Задница торчит из-под юбки, но он несёт меня по лестнице, и всё, о чём я волнуюсь, — то, чтобы мы быстрее добрались до квартиры, в которой есть кровать.
Он перехватывает моё бедро и потирает клитор, пока я отпираю дверь с несомненной точностью на этот раз, потому что моё тело командует, что хочет его сейчас же. Мы врываемся в мою квартиру и захлопываем дверь позади нас, срывая рубашки с друг друга неистовыми движениями и с почти сердитыми выражениями на пути к моей спальне. Я снимаю его очки и кладу их на стойку, потому что хочу видеть его глаза.
Они широко открыты и сфокусированы на моих.
Я ненавижу то, что Дилан ещё не во мне.
Не отрываясь друг от друга, мы натыкаемся на коробки в моей комнате, неспособные разделиться, пока не оказываемся рядом с кроватью и пока штаны и юбка не сняты. Остаются лишь его боксёры и мои трусики. Он отталкивает мою талию, и я приземляюсь на кровать и приподнимаю бёдра, чтобы помочь ему обнажить меня. Я потираю его наливающийся кровью член через ткань боксёров перед тем, как срываю их. Мягкий звук их приземления на мой пол — лучшее, что я когда-либо слышала.