— Нет, извини. Я не смогу, — прерываю его.
— Завтра не сможешь? А почему? А во вторник? В среду? В четверг?
Я качаю головой.
— Не получится. Я после уроков теперь работать буду.
— Работать? — удивляется он. — Зачем?
Потом соображает.
— У тебя нет денег? Так давай я дам?
— Ну, этого еще не хватало. Я в содержанки к тебе, вроде как, не записывалась, — пытаюсь за улыбкой скрыть внезапно возникшее неприятное чувство.
Наверное, потому что вдруг так ясно и отчетливо в этот момент осознаю, что мы со Стасом не просто из разных миров — между нами пропасть.
— Да при чем тут это? Я просто предлагаю помощь, пока… ну, пока у тебя сложный период.
— Не надо, — сухо говорю я. — Справлюсь сама.
— Да ну бред какой-то… а учеба как? Экзамены…
— Ну я же не на вахту еду вкалывать. Два-три часа после занятий вполне реально совмещать с учебой.
— Но почему ты не можешь принять помощь от меня?
— Да потому что это унизительно, Стас, — вырывается у меня.
Он смотрит на меня в полнейшем недоумении.
— Что тут унизительного?
Я на это молчу. Как ему объяснить элементарные вещи?
— Ладно, — мрачнеет он, не дождавшись от меня ответа. — И что за работа у тебя будет?
— Буду вместо мамы полы мыть в нашей гимназии, — отвечаю ему почти с вызовом, а сама пристально слежу за его реакцией. Словно непроизвольно проверяю его, примет он это или отвернется от меня. И тут же вспоминаются и слова про «второй сорт», и мерзкое обзывательство «швабра»…
— Полы мыть?! Ты серьезно? Блин, Женя, ну нахрена? Ладно бы еще что-то нормальное, да и то не ладно… но мыть полы… это просто атас!
— А что тут ненормального? — пряча разочарование, спрашиваю я.
— То есть помощь принять — это тебе унизительно, а полы намывать — норм? — негодует Стас.
— Совершенно верно, — сухо подтверждаю я.
Теперь он молчит, но молчит очень громко и красноречиво.
— Я понимаю, Стас, твое недовольство. Тебе стыдно будет перед вашими со мной встречаться. А, может, и самому неприятно. Ты ведь такой крутой, а спутался с уборщицей. Это ниже твоего достоинства, да?
Мне бы очень хотелось, чтоб он сказал сейчас хоть слово против. Разуверил бы, пусть и не очень искренне. Но Смолин молчит. Злится, терзается и молчит.
— Всё ясно, — вздыхаю я и открываю дверцу машины.
— Что тебе ясно? — выпаливает Стас. — Чего ты от меня ждала? Что я обрадуюсь этой охренительной новости?
Я выхожу из машины. Нахожу еще в себе силы поблагодарить его и спокойно попрощаться, но дома сразу скисаю. Смотрю на черепаший дом и чуть не плачу. В груди жжет от обиды и горечи.
На свою беду, вскоре ко мне приходит Денис. Не самое удачное он выбрал время, конечно. Я открываю дверь и не даю ему даже слова сказать.
— Если ты не успокоишься, если будешь и дальше доставать меня или Смолина, я лично расскажу его отцу, что это ты его избил, — выдаю ему на одном дыхании. Бездумно. Со злости. На эмоциях. И только когда он, так ничего и не сказав, разворачивается и уходит, я спохватываюсь. Зачем я так грубо, так подло с ним? Он ведь бесится, потому что ему плохо. А я его сейчас добила. И так мне от этого нехорошо…
Я извинюсь потом, обещаю себе. Просто не сейчас. Сейчас не могу…
В понедельник, как только заканчиваются уроки, я иду в служебный корпус. Там мне выдают униформу, перчатки, тележку с инвентарем и моющими средствами. И ключи. Кратко инструктируют, как и что мыть, перед кем потом отчитаться, куда сдать вещи. Я слушаю внимательно и безучастно киваю. Настроение плохое. Из-за Стаса. Я даже не понимаю, поссорились мы или нет. Встречаемся еще или всё уже…
Переодеваюсь в форму, не реагируя на взгляды и перешептывания других уборщиц. На автомате иду по коридору, открываю ключом спортзал, закатываю тележку и замираю на месте, словно в прострации.
Сама не ожидала, что размолвка со Стасом так сильно меня расстроит.
Так, надо собраться, велю себе. Осматриваюсь, с чего бы начать. В спортзале бардак. Здесь сегодня проводили какие-то игры для младших классов. Поэтому придется не только полы вымыть, но и весь инвентарь по местам сначала убрать — громоздкие маты сложить в углу стопкой, мячи, обручи и скакалки собрать, скамейки придвинуть к стене.
Слышу — за спиной открывается дверь, и кто-то входит.
Оглядываюсь — Смолин. Стоит на пороге, подперев плечом дверной откос. Ко мне не подходит и ничего не говорит. Только смотрит на меня неотрывно, жгуче, пронзительно. Будто год не видел.
Я тоже смотрю на него. Потом, чувствую, лицо уже горит и в груди комок. Отворачиваюсь и принимаюсь за работу. Подбираю с полу скакалку, вторую. И вздрагиваю от хлопка двери. Выпрямляюсь — в дверях никого нет. Смолин ушел…