Черт! Как же страшно…
— Надеюсь, ты быстро бегаешь, — с кривой улыбкой произносит Стас.
— Я вообще бегать не собираюсь, — заявляю ему, изо всех сил стараясь казаться спокойной.
— Тебе же хуже.
Хочу сказать ему: «Еще посмотрим, кому будет хуже…», но слова застревают в горле, как и безмолвный крик ужаса.
За их спинами я вижу третьего парня. Приближаясь, он ведет на коротком поводке алабая. Парень довольно высокий и крепкий, но алабай ему чуть ли не по пояс.
Сейчас пес не мечется в ярости и не рвется меня растерзать, а просто тяжело ступает рядом с хозяином, но у меня внутри всё стынет от одного его вида.
Стас, заметив, как перекосило мое лицо, довольно ухмыляется.
— Джина… — треплет он холку алабая. — Хорошая девочка. Хочешь порезвиться?
Собака тут же, словно по команде, начинает утробно рычать, недобро глядя на меня. Парень, что ее держит, натягивает поводок ближе к себе.
— Тихо, тихо. Джина, сидеть.
— Не торопись, подруга, — подмигивает собаке чертов Стас. — Подожди немного. Милош, ты отойди с ней пока в сторонку, а то она что-то занервничала.
Алабай тут же снова издает глухой рык, а затем начинает отрывисто лаять.
Я столбенею. И не верю в происходящее. Не собираются же они спустить на меня собаку! Она же попросту загрызет меня. Нет, это немыслимо. Они же люди. Они не могут так…
Не может этого быть, не может быть, повторяю я, но меня всю колотит.
А мерзавец между тем переводит взгляд с собаки на меня и улыбается.
— Ну что, зверушка, беги. Охота началась. У тебя есть честная фора — пять минут. Успеешь добежать до конца участка, найти там калитку и выскочить на улицу — спасешься… в этот раз. А нет — ну, извиняй.
Он разводит руками.
— Я не побегу, — онемевшими губами произношу я.
— Тогда Джина тебя съест, — весело отвечает этот псих.
Я бросаю взгляд, полный надежды и отчаяния, на двух других парней — не могут же и эти быть сумасшедшими? Но они смотрят на меня с таким же безумным азартом и предвкушением.
Господи, кто вы? Что у вас в головах?
— Я не побегу, — повторяю я и пячусь. Меня уже лихорадит так, что зубы клацают, и ноги от страха отнимаются.
И все-таки я всматриваюсь в конец поля, прикидывая, успею ли добежать за пять минут. Должна успеть… вроде… или нет? От страха я плохо соображаю и не могу понять, какое тут расстояние.
— Твой выбор, — равнодушно пожимает плечами Стас. Сдвигает рукав, оголяя запястье, и смотрит на часы. — Время пошло.
— Вы не посмеете! Я отправила другу свои координаты! Он знает, где я. И если со мной что-то случится…
— Четыре минуты и семь секунд, шесть, пять…
— Ты — больной ублюдок! — выкрикиваю я. Нервы не выдерживают, и я срываюсь с места.
— Беги, Форест! — кричат мне сволочи вслед.
И я несусь со всех сил, жадно глотая воздух ртом. Отчаянно рвусь вперед, но ноги, как назло, вдруг становятся деревянными, непослушными и еле передвигаются, увязая в рыхлой земле. Ещё и эти дурацкие кочки и рытвины…
Сколько уже прошло? Минута? Две? Три? А сколько я пробежала? Хочется оглянуться, но нельзя терять время.
«Давай же! Ты сможешь! Уже близко», — подгоняю я себя. Кровь тяжело и гулко стучит в ушах, в глазах темнеет.
И вдруг я неудачно попадаю в очередную ямку, и нога подворачивается. А в следующую секунду я падаю. Мягко приземляюсь на четвереньки. Тут же в ужасе вскакиваю, готовая бежать дальше, но все-таки непроизвольно оглядываюсь. Рванув по инерции вперед, я почти сразу останавливаюсь и снова в недоумении оборачиваюсь назад.
За мной следом по полю бежит вовсе не алабай, а белый щенок. Еще довольно маленький и неуклюжий. Этакий крохотный пушистый комок. Откуда он взялся?
Эти же психи, однокласснички новые со Стасом во главе, стоят, где стояли, и покатываются со смеху. Все четверо. А алабая с ними уже нет.
Помешкав, я отряхиваю ладони и колени от земли и медленно иду обратно. По пути подбираю щенка на руки. Он ерзает, радостно сучит хвостиком, лижет мне щеку. А я плачу. Реву в три ручья. Наверное, это меня так отпускает страх.
Нет, ну какие сволочи! Уроды! Я же поверила, я чуть не умерла от ужаса. Подбираю слезы рукавом, заставляя себя замолкнуть. Не хочу, чтобы они видели мою истерику. И почти успокаиваюсь, когда подхожу к ним.
Эти придурки все еще ржут как боевые кони. Один из них снимает меня на телефон и аж икает от смеха.
— Эпичный забег, — комментирует он.
Я смотрю на Стаса с ненавистью. Не сомневаюсь, что это его затея: напугать, унизить, обсмеять. Но он больше не обращает никакого внимания на меня и мои гневные взгляды.