Меня будто затягивает в стремительный водоворот. И я сдаюсь, уступаю, тону…
Позволяю себя целовать и целую вдруг сама…
На крохотную долю секунды он замирает и слегка отстраняется, но лишь затем, чтобы оглядеть меня совершенно пьяным, ошалевшим взглядом и в следующий миг вновь прижаться еще теснее, совсем вплотную, не оставив между нами ни миллиметра. И снова целовать с такой горячечной неудержимостью, словно через минуту настанет конец света.
Я чувствую его всем телом, так близко, так остро, что голова идет кругом. Его пальцы зарываются в волосы, задевают шею, и тотчас по коже разбегаются электрические разряды, а плечи осыпает мурашками. Мы сталкиваемся языками. Мы задыхаемся. Кажется, в порыве я прикусываю его губу и ощущаю солоноватый металлический привкус. Боже, это просто какое-то безумие. Внезапное и полное помутнение рассудка…
Прихожу в себя, будто резко выныриваю. И то лишь потому, что в кабину лифта с возгласами и хохотом вваливается шумная толпа. Но голова все еще кружится, и я даже не сразу соображаю, куда мы едем, зачем, что мы вообще здесь делаем.
— Тшш, — шепчу я Смолину в губы. — Мы не одни.
Меня, наверное, и не видно. Смолин заслоняет собой ото всех. Но все равно неудобно. Неприлично как-то.
Стас останавливается на секунду, другую. Дышит тяжело, часто, неровно. Как и я сама. Его дыхание щекочет кожу и заставляет сердце трепетать. А затем он опять склоняется ко мне. Касается губами моих губ, сначала слегка, будто гладит, но не выдерживает и снова начинает целовать с пылом. Сминает, захватывает, не отпускает. Ему плевать, что у него за спиной галдят люди. Он их даже не замечает.
— Остановись… — снова прошу я еле слышно.
— Не могу…
Мы стоим возле двери в мой номер. Все-таки мы до него добрались, проехав в лифте вниз-вверх не знаю, сколько раз.
Я кручу в пальцах карточку от номера, но не захожу. Почему-то медлю.
Уже довольно поздно. В длинном коридоре пусто и тихо. Из комнаты — тоже ни звука. Вроде как надо попрощаться, что-то сказать, но у меня в голове, как у дурочки — ни одной разумной мысли.
Это потому, что всё случилось слишком внезапно и неожиданно. Ни я, ни он не были готовы к такому стремительному повороту. Ну я — точно. Днем еще мы были просто одноклассники, а теперь кто? И как нам общаться?
Смолин стоит, привалившись спиной к стене у моей двери, и тоже молчит. Вид у него сейчас полностью расслабленный и даже какой-то блаженный. Смотрит на меня ласково из-под полуопущенных ресниц. На губах блуждает еле уловимая улыбка. Ему хорошо. И не скажешь, что совсем недавно он с ума сходил от ярости и был готов наброситься на математика.
— Ну ладно, пойду я… — наконец говорю.
Смолин вдруг вынимает руку из кармана, ловит мое запястье и проводит пальцами по внутренней стороне. Потом наклоняется и целует в висок.
— Нежных снов, — шепчет на ухо.
Обычная ведь фраза и прикосновения довольно скромные, но у него всё это выходит как-то очень интимно, что я краснею.
Нет, нам все-таки нужно поговорить. Расставить точки.
— Стас, — начинаю я и спотыкаюсь. Черт, как же это сложно… Сложно отталкивать того, к кому тянет. — Послушай, то, что сейчас было… В общем, нам не стоило этого делать…
— Что именно? Целоваться?
Он трогает кончиком языка свежую ранку на припухшей губе — моя работа. Улыбается, будто вспомнил что-то приятное, а мне стыдно. Сама не знаю, как я так разошлась.
— Да.
— Почему? — искренне удивляется он. — Мне понравилось. Я бы повторил.
— Да потому что это неправильно! Стас, ну в самом деле. У тебя же Яна, у меня Дэн…
На слове «Дэн» вся его безмятежность вмиг испаряется.
— Ты его любишь? — спрашивает он, пытливо глядя на меня.
Несколько секунд я молчу. Мне кажется, скажи я как есть, то предам Дениса. Но Смолин ждет. Не просто ждет, а замер в напряжении.
— Нет, — признаюсь наконец я и отвожу глаза. — Не люблю.
— И в чем тогда проблема?
— Ну как ты не понимаешь? Он же мне не посторонний человек. Мы давно вместе. Мне на него не плевать. И вот так у него за спиной… когда он ни сном ни духом… Я не могу. Это же нехорошо, непорядочно. Даже подло. Мне и так стыдно. Получается, что я уже его обманула… предала…
— Да брось, — отмахивается Смолин.
— Но так оно и есть! Мы оба обманываем своих…
— Ну так порви с ним, если тебя это грузит. Позвони, напиши, не знаю… — беспечно пожимает он плечами.
— Нет. Так нельзя…
— А как можно?