***
На девятый день Фачендо оказался почти безмолвен. Он и в самом деле больше всего походил на прилипшего к груди Асинуса старичка. Чуть слышно хрипел и медленно моргал слезящимся веком. Впрочем, всего этого Асинус не видел, а лишь чувствовал. Уже засыпая, он, как ему показалось, разобрал чуть слышное --"Меня зовут Фа...".
Ночью Асинусу приснился кошмар, в котором он шел по бескрайнему белому пространству, удерживая за крохотную кривую ручку уродливого старика, который что-то говорил ему, но Асинус его не слышал. Утром в каюту заявился медик и спросил с порога:
-- Как он?
-- Молчит, -- ответил Асинус, задерживая руку над отвердевшим за ночь наростом.
-- Sic transit gloria mundi! - кивнул медик. -- А вы беспокоились. Осталась сущая ерунда. Кстати, если отчет начинать с вашей посадки на лайнер, то до конца десяти дней осталось всего ничего. Вы читали инструкцию? Сейчас вам нужно занять место вот в этом кресле и расслабиться. Всякое напряжение способно повлечь образование шрама или язвы на месте нароста. А так он просто отвалится. Я буду все происходящее фиксировать на дополнительную камеру. Садитесь. Да снимите вы пижаму, боже мой. Штаны можете оставить. Как вы себя чувствуете?
-- Какая-то пустота в груди, -- признался Асинус. -- И в голове... Как будто что-то должно произойти. И я словно... стал забывать все. Будто погружаюсь во что-то...
-- Успокойтесь, -- засмеялся медик. -- Я проштудировал все зафиксированные случаи -- все совпадает до мелочей. Пустота, страх, бездна. Сны еще снятся с каким-то белым пространством. Зато потом -- прилив сил! Радость! Легкость! Вот вы не замечаете, а у вас цвет лица как у молодого парня. Сколько вам лет?
-- Сорок пять, -- сказал Асинус.
-- А выглядите на двадцать пять в лучшем случае, -- подмигнул Асинусу медик. -- Садитесь-садитесь, и думайте о хорошем. К примеру, о страховке.
-- А что будет с этим? -- спросил Асинус и поймал себя на мысли, что все еще не может прикоснуться к уродливому образованию на собственном теле.
-- Рассыплется в пыль, -- пожал плечами медик. -- Только вы не волнуйтесь. Пыли, как таковой, а также спор и чего-то в этом роде - не будет. Нарост исчезает бесследно.
-- Помилуйте, -- поморщился Асинус. -- Вы же взрослый человек. Ничто не может исчезнуть. Если только трансформироваться.
-- В таком случае, оно трансформируется в ничто, -- засмеялся медик. -- Или проваливается в другое пространство. Подберите версию по вкусу. Я врач, а не физик. Я, конечно, принес пленку и накрою вам колени, чтобы поймать возможный материал, но это не удалось и куда большим авторитетам, чем я. Это загадка, дорогой мой. А загадки разгадываются далеко не всегда.
-- Далеко не всегда, -- пробормотал Асинус и закрыл глаза.
Он и в самом деле как будто ощущал в себе силу и даже почти забытую легкость молодости, но вместе с этим и огромную усталость, которая делала его веки, руки, ноги словно отлитыми из свинца. Все, чего ему хотелось сейчас, так это заснуть, проснуться и обнаружить, что все произошедшее с ним за последние дни было страшным сном. И с этой мыслью он начал куда-то отплывать, успев подумать о том, что, возможно, будет глупо выглядеть, когда откроет глаза и поймет, что ни страховки, ни перевода денег от погибшего на Ганимеде верзилы он не увидит. Бывало такое в детстве, когда ему снились какие-то игрушки, и он запасал их всю ночь, пихал под подушку, прятал под кровать, а утром, ловя остатки ускользающего сновидения, бросался к этим потайным местам и, конечно же, ничего не находил. Сколько там осталось лететь до Марса? Еще неделя? Ну и пусть. И проведет он ее в баре. Упьется до беспамятства. Это ему сейчас нужнее всего. Беспамятство.
***
Он вновь стоял на белой бесконечной плоскости. Только за его руку никто не держался. Он был один. Асинус Инепта. Инспектор технадзора с несносным характером. Один в белой мгле, которая оказалась пронзенной чуть слышным шепотом:
-- Это ведь ужасно несправедливо -- всего десять дней. Не правда ли?
Асинус посмотрел на себя и вздрогнул. Именно он теперь был тем ужасным стариком. Его ноги и руки бугрились утолщениями суставов и были обтянуты провяленной стариковской кожей. Аинус испугался, попытался закричать, но не смог, потому что его рот был подобен застывшей маске. И он побежал по этому белому пространству, потому что ноги его все еще слушались. И с каждым своим шагом он словно освобождался от всего. От своего прошлого, от своего настоящего, от своего будущего. От собственного имени и от собственных привычек. А когда пространство стало исчезать под его ногами, он осознал, что у него уже нет и ног, и остался всего лишь один глаз. Именно им Асинус успел разглядеть откуда-то снизу и улыбающегося медика, и самого себя, с облегчением потирающего розовое пятно на груди, и даже успел услышать слова того же медика:
-- Ну вот. А вы боялись. Все кончилось. Надеюсь, хорошую выпивку в корабельном баре я заслужил?
Ответить Асинус не успел. Для него все действительно кончилось.
Так проходит мирская слава...
<p>
</p>