После обеда занималась с Марой силовыми упражнениями, сегодня она меня не слишком напрягала. Спортзал — одно из немногих мест, где можно увидеть сетари не в форме, точнее, в их спортивной форме, практически в майке и шортах. Для тренировок в боевых искусствах без оружия они тоже переодеваются во что-нибудь полегче. В зале сегодня хватало народу, и я обнаружила, что ужасно отвлекаюсь на сетари не в черном в обтяжку. Супер-накачанными мышцами никто из них не отличается — им нужна сила, а не масса, и, как я понимаю, вес мешает подвижности.
Мара, похоже, заметила, что я не в духе, но мне с ней хорошо, и я слегка взбодрилась, а потом к нам присоединился Лон, рядом с которым не улыбаться невозможно, так что вторая половина дня прошла неплохо.
В конце концов я отправилась в сторону сектора для тренировок видения рано, главным образом потому, что иначе наверняка не удержалась бы и натянула одну из своих «крысиных» футболок. Я все еще сердилась, и сомнения никуда не делись, но не хотелось устраивать скандал из-за того, что все наверняка считают нормальным. Не хотелось и ссориться с Рууэлом или тратить время на обиды и выяснение отношений. С другой стороны, еще раз оказываться в таком же положении, как вчера, я тоже не желала, и решила, что вернее всего подойти разумно и начать разговор самой.
На этот раз нам отвели шестой зал, поменьше. В нем там и сям валялись какие-то коричневые кубы, про которые я решила, что это такие табуретки, и, забравшись на один из них, уселась по-турецки. И до появления Рууэла — тоже очень раннего — слушала музыку.
Стоило ему войти, как я сказала:
— Если мне нужно завязать глаза, можно тем, что я смогу снять сама? Эта штука вчера действительно не понравилась.
— Не нужно, на этот раз будет учеба, а не тесты.
Несмотря на облегчение, расслабиться не получилось, я только пыталась выглядеть не слишком нервозной. Рууэл подвинул один из кубов и сел напротив. В расслабленной позе — одна нога лежит на табурете, другая висит, и вообще выглядел так, будто в жизни не бывал в плохом настроении.
— Займемся упражнениями на визуализацию, — сказал он. — Их назначение — заранее выбирать тему сна, а не изменять уже приснившийся. Для этого есть свои способы, но начнем с того, что проще. С выдрами у тебя получилось?
Я кивнула, и он продолжил объяснять, о чем можно думать, когда пытаешься уснуть. Похоже на пересчитывание овец, на самом деле. Вспомни в подробностях безопасное место. Сконструируй по кусочку что-нибудь, что тебе нравится. Отследи порядок привычных тебе действий. Сделай что-нибудь, что шаг за шагом сосредоточит внимание на одной выбранной тобой вещи, чтобы другие, вроде щупалец, не смогли просочиться.
Как я и ожидала, учит Рууэл хорошо. Каждый способ он объяснял на понятном и выразительном примере. Мне велено опробовать все приемы по очереди, а потом пользоваться теми, что лучше работают, даже когда я не в напряжении и кошмары меня не мучают. Весь урок Рууэл только говорил, казалось бы, с чего нервничать, но меня не покидали напряжение и подозрительность. Так и не убедила себя, что не будет ни тестов, ни других подвохов, и постоянно помнила о вчерашнем.
На словах, что на сегодня достаточно, я тихонько выдохнула с облегчением. И, конечно, зря надеялась, что это пройдет незамеченным. Вероятно, Рууэл все это время неплохо представлял, как я себя чувствую, но после вздоха его брови слегка сошлись.
— Твои сны могут оказаться слишком разрушительными, чтобы ты могла позволить себе не уделять занятиям полное внимание, — очень по-капитански сказали мне. — И хотя я не был согласен с подходом, принятым вчера при тестировании, я все же провел его. Если это тебе мешает, могу организовать занятия с кем-нибудь другим.
Ни за что не хочу когда-нибудь спорить с Рууэлом по-настоящему — меня же будут обходить на каждом повороте. На этот раз я просто почувствовала, как запылало лицо, но сумела прямо встретить его взгляд:
— Чего предполагалось достичь, расстраивая меня?
— Стресс — главный толчок к развитию способностей. — Говорил он как робот без эмоций, ровно и невыразительно. — В твоем случае он плохо сочетается с тем, как ты попала сюда и почему решила позволить нам себя использовать. Хочешь другого преподавателя?
— Есть кто-то, кто с большей вероятностью нарушит приказ? — Я порадовалась, что это прозвучало сухо, а не обиженно. Потом покачала головой и встала: — Нет. Но спасибо за предложение.
Я ушла, чтобы поразмышлять о своих чувствах подальше от Рууэла и всех его видений. И все еще не решила, как к нему отношусь. Знаю только, что рада была получить объяснения. Для Рууэла, наверное, их надо засчитать заодно как извинения. Интересно, не в этом ли причина его дурного настроения вчера: он выполнял приказ, зная, что я рассержусь и обижусь из-за всех этих игр.
Я и про Селки думала, что он лучше меня понимает… И, только что просмотрев его расписание, узнала, что он снова летал на Муину и вернулся обратно за несколько часов до того, как отправил мне отчет для заполнения.
Ну ладно, надеюсь, ночь обойдется без ссор с Рууэлом. Если визуализация сработает как надо, я должна увидеть во сне свою комнату — буду там убираться. Практически предвкушаю.
Вторник, 3 июня
Тысяча журавликов
Вчера, ложась спать, я сообразила, что попытаться увидеть во сне дом — идея не из лучших. Оказаться в околопространстве Земли, откуда меня придется спасать, я точно не хочу. Ручей с выдрами и правда идеальное «безопасное место» для визуализации, но, чтобы снова им пользоваться, нужно или перестать ассоциировать его с Рууэлом, или совсем забыть о своей обиде.
Я решила попробовать прием «представь, как что-то создаешь», и заснула, вспоминая, как Норико Ямада учила меня складывать журавликов из бумаги. Она собиралась сделать целую тысячу, нанизать их в длинные гирлянды и подарить своей бабушке. Я столько не сделала, но порядок действий помню хорошо. Поэтому свернулась калачиком на кушетке у окна и шаг за шагом в уме сложила журавлика, и мне приснился тот день, когда мы с Норико в обеденный перерыв встретились в школьной библиотеке и занялись оригами.
Через какое-то время появились Мори и Рууэл и замерли у дальнего конца стола, но Рууэл почти сразу же опять ушел. Я делала журавликов и слушала Норико. Она говорила, что птичьи гирлянды повесят в бабушкином саду, а распавшись, они понесут по ветру желание, загаданное ею для бабушки.
Рууэл вернулся вместе с Таарел, и они встали у моего стула.
— Хочешь, покажу, как сделать такой? — спросила я Рууэла, вручая ему только что сложенного журавлика.
Он поднял его, показал Таарел, и она коснулась крыла:
— Впечатляет. Касзандра, ты знаешь, где находишься?
— В библиотеке? — Я огляделась, но тут же задумалась и поняла: — А, я вижу сон.
И проснулась, все так же свернувшись у окна. Горел свет, но не на полную мощность, рядом стояла Мори и смотрела на меня.
— Это же был не кошмар!
— Нет. Но ты тратила слишком много энергии, поэтому сработал сигнал тревоги. — Она присела на ручку одного из диванов. — Что тебе снилось?
— Делала вещи — одно из упражнений на засыпание.
Я села и огляделась, удивленная, что в комнате нет ни Рууэла, ни Таарел, потому что они мне казались очень реальными.
— Голова вроде болит, — сказала я, обнаружив, что двигаться не очень могу.
— Мы направимся к медикам через минуту. Только дождемся возвращения капитанов.
— Рууэл и Таарел все-таки были здесь?
Их отсутствие сильно смущало. При попытках понять, как же я с ними говорила, если их здесь нет, в висках застучало сильнее.
Мори улыбнулась:
— Они пошли в Эну, в это место в околопространстве, чтобы проверить одну теорию. Должны скоро вернуться.
Я встала и оделась, потому что, хоть я и стала натягивать на ночь длинные пижамные штаны после того похода к Земле, все равно чувствую себя неловко в одежде для сна при разговоре лицом к лицу, или когда иду к медикам.