– Тогда приношу свои глубочайшие извинения, – произнёс я.
– Да брось, – хихикнула староста 602 группы.
– Как дела вообще? – спросил я строго для проформы.
– Нормально, – ответила Валентина. – Слушай, мне бежать надо…
– Не смею задерживать, – сразу же сказал я. – Покедова.
– Пока, Лёш, – попрощалась Валентина.
Так, ищем дальше…
«Карина, староста гр. 605» – вот наш следующий абонент.
– Алё? – раздался из трубки хриплый мужской голос.
– Здравствуйте, – я сама вежливость. – А Карина может подойти к телефону?
– Ты кто такой? – грубо спросил голос.
Не люблю таких.
– Однокурсник так-то, – ответил я. – Карина рядом?
– Не дерзи, однокурсник, – потребовал голос. – Лёша 407 – это что такое?
Видимо, посмотрел на название контакта.
– Это номер группы, четыреста седьмая, – пояснил я. – Так что там с Кариной-то?
На фоне раздался женский голос, спросивший: а, собственно, нахрена некий Анзор поднял трубку? Хриплый голос Анзора начал вяло оправдываться.
– Алё, – заговорила трубка голосом Карины. – Чего хотел, Душной?
Анзор глумливо хохотнул на фоне. Ага-ага, пошёл нахер.
– Витька Александрова давно видела? – спросил я.
– У него уже н/б уже за два дня, – ответила Карина. – Я в деканат уже пожаловалась. Должны связаться с его родителями.
Родителям… Вот так я забухаю, а звонить будет некому…
– Ещё что-то? – спросила Карина.
Анзор на фоне повторил мою фамилию и снова хохотнул. Смейся-смейся, хер моржовый…
– Не, у меня всё, – ответил я. – Покедова.
– Пока, Душной, – ответила Карина и положила трубку.
Так, значит, Витёк либо очень крепко забухал, либо пропал. Не, вряд ли пропал, конечно…
Ох, что-то китайский бичпакет не пошёл впрок – клапан прижало серьёзным давлением. Вылез из обшарпанного офисного кресла, взял почти исчерпанный рулон бумаги «Набережные челны» из тумбочки и направился в сортир.
Коридор общаги может вызвать депрессию у чувствительных особ. Протёртый советский линолеум перед каждой дверью, стены, покрашенные серой краской, советское окно из стеклянных кубиков, пропускающее свет очень дозированно, чтобы не слишком привыкали, видимо… Да уж, тоска…
Зашёл в сортир, открыл кабинку. Фу, бляха-муха! Опять какая-то свинья не слила за собой! Нахрен эту кабинку! Зашёл в соседнюю.
Так, надо сходить и купить бумагу, а то скоро придётся конспектами…
– О, привет! – помахал я рукой Елизавете.
Елизавета Машко, более известная как Емашко – это моя одногруппница, живёт через четыре двери от нашей с Киричем комнаты.
– Привет… – хмуро ответила Елизавета.
Ну, видно, что она не настроена болтать, поэтому я кивнул ей и продолжил путь. Елизавета – последняя готка в городе. Мода на готов и прочую хиромантию прошла уже лет семь-восемь как, но Емашко идейная, с порезами на руках и академом[5] из-за полугодового пребывания в психушке. В психушку она попала после попытки суицида, но я никогда не вдавался в подробности происшествия и вообще предпочитаю такие вещи не обсуждать. Да и как это выглядело бы? Привет, Емашко, а почему ты решила суициднуться? Вот, о том и говорю…
Вернулся в комнату и начал собираться в дальний поход. Нет, можно было бы, конечно, купить сортирной бумаги в двадцати метрах от общаги, но там на тридцать рублей дороже, а у меня, сами понимаете, с деньжатами некоторая напряжёнка. Поэтому я слётаю в фикспрайс, где можно купить восемь рулонов двухслойной всего за восемьдесят девять рублей! Тогда как в приобщажном магазине ОДИН рулон паршивого качества туалетки стоит двадцать рублей! Эх, наживаются на бедных студентах, буржуи!
Так, надеваю свои элитные полуботинки – Доттерпилер Интрудер, купил два года назад с первой в жизни получки, за четыре с половиной тыров! Ни об одном рубле не пожалел, так как обувь оказалась просто неубиваемой. Ну и вообще, с детского дома стараюсь держать обувь и одежду в образцовом порядке, чтобы не тратиться понапрасну.
Теперь надо найти свежую футболку. Уже май месяц, на улице двадцать градусов тепла, поэтому куртку надевать необязательно. Полез в шкаф, ковырялся там пару минут и выудил свою любимую футболку: тёмно-серую и со стилизованной надписью «Black Sabbath». Обожаю эту группу, ну и вообще, я больше по року. Причём не по современному русскому или говнарьскому[6] псевдопанк-поп-хрен-его-знает-что, а по нормальному року и металу. Metallica, BlackSabbath, LedZeppelin, DeepPurple, AC/DC, Judas Priest, Кипелов, ранняя Ария – сечёте, о чём я?
Джинсы у меня вроде норм, ну и я не на званый обед вроде как иду, поэтому надеваю ремень с металлическими набойками, накидываю рюкзак и двигаю на выход. А, забыл кулон.
5
Академ – академический отпуск в институте. Предоставляют его по медицинским показаниям или в случае какой-нибудь особо жестокой херни, типа стихийных бедствий и так далее.
6
Говнарь – несознательный индивид, тащащийся по всякой шляпе и позиционирующий себя поклонником рока, на деле являя собой… говнаря. Говнарь склонен позиционировать себя в контре с обществом, считая, что он один такой уникальный и неповторимый, но на деле в движении говнарей все одинаковые и неуникальные. Отличительным признаком говнаря служит мнимое наличие охренительного музыкального вкуса, коим он очень гордится. Дополнительно к этому у говнаря обязательно есть охренительно важное мнение про «правильную» музыку и что пристало слушать «приличным людям». Так как ГГ тоже гордится своим музыкальным вкусом, одевается в слегка говнарьском стиле и считает, что есть жанры, которые слушать ни в коем случае не надо, то да, он тоже в каком-то смысле говнарь. Явление говнарьства ко времени действия романа почти окончательно ушло в прошлое, так как рок больше не в почёте и молодёжь предпочитает всякий говнорэп и прочее безумно интересное говно. Где сейчас говнари? Вот тут: