— Мама! — возмутилась дочь. — Неужели ты думаешь…
— Расчет, моя дорогая, бывает разным, но есть он всегда. Можно выходить замуж, рассчитывая на верность и любовь, на достаток, на феерический секс, на покой и взаимопонимание. Ни на что не рассчитывают только идиоты.
Маша задумалась.
— Вот в этом-то Ильдар меня всегда и обвинял. В том, что я живу умом, а не сердцем. А сейчас… Сейчас у меня сердце болит за него, мне почему-то кажется, что без меня он будет несчастным. Я даже боюсь оставлять его в больнице одного. Все кажется, что с ним случится беда. Я спокойна, только когда ты с ним.
— Все это естественно, он сейчас болен и беспомощен. И с компанией у него проблемы. Это обычное женское стремление: помочь, уберечь, защитить. А Павел здоров и благополучен, поэтому тебе его не жалко. Но обидишь ты его очень сильно, если сейчас уйдешь к Ильдару. А ведь есть еще и Алена, жена Ильдара. Она тоже скоро приедет, вот будет для нее сюрприз, когда Каримов объявит, что разводится с нею! Тьфу, Маша, это все вообще смешно и глупо! Мать я тебе или не мать! Я тебе запрещаю выкидывать такие фокусы!
Они обнялись. Маше стало гораздо легче. Конечно, все это несерьезно!
Глава 67
Алле Ивановне Рокотовой очень хотелось поговорить с Ильдаром. Он все утро оформлял с Машей, главным врачом и нотариусом какие-то бумаги. Ну — не какие-то! Она знала: Ильдар оформлял завещание. Но, во-первых, Рокотова ужасно боялась самого этого слова и, произнося его даже мысленно, боялась накликать беду. А, во-вторых, она знала, что раньше завещание было оформлено на Машу, а теперь переписывалось на новую жену даже без выделения доли Тимуру. И Алла Ивановна никак не могла понять, почему же Маша так об этом хлопочет. Ведь сама подумывает, не вернуться ли к бывшему мужу!
Собственно об этом и хотела она поговорить с Каримовым, выяснить, что за блажь взбрела в его не совсем здоровую голову. Но Ильдар спал, и Алла Ивановна, усевшись около его постели с книжкой, стала ждать. Прошло уже, кажется, часа два, женщина чуть не задремала на неудобном больничном стуле.
Дверь палаты чуть скрипнула, вошла медсестра, кивнула, здороваясь. Какая-то новенькая, незнакомая. Летом многие в отпусках, кто-то кого-то замещает, работают студенты-практиканты. Даже врачи не успевают запомнить постоянно меняющихся медсестер, не то что больные и их родственники, подумала Рокотова.
Медсестра была очень высокая, худенькая. Волосы убраны под белую шапочку, лицо скрыто маской. Девушка аккуратно, чтобы не разбудить больного, поставила на тумбочку лоток, покрытый стерильной салфеткой.
— Разбудить? — шепнула Алла Ивановна.
— Не надо, — так же тихо ответила медсестра. — Внутривенно. Я прямо в капельницу введу.
Рокотова хотела спросить, какой препарат назначили Ильдару, в это время ему прежде ничего не кололи, но побоялась его потревожить. Она непроизвольно следила за тем, что делает девушка, но не сразу сообразила, скорее почувствовала: что-то неправильно. Точно, медсестра не перекрыла клапан капельницы, а просто проколола прозрачную трубку и ввела в систему лекарство. Жидкость в трубке стала желтой.
— А почему вы так… — начала было женщина.
— Подержите, пожалуйста, — сказала медсестра и сунула ей шприц. — Я сейчас.
И она выскочила за дверь. Алла Ивановна недоуменно посмотрела на пустой шприц в своей руке. Господи, опомнилась она, в системе же дырка, если попадёт воздух… Перекрывать клапан бесполезно, отверстие ниже. Она вытащила иглу из вены и потянулась к оставленному девушкой лотку за ватой, чтобы прижать в сгибе руку и остановить кровь. В лотке ни ваты, ни спирта не было. Она прижала руку салфеткой и тут взглянула в лицо Ильдара. Оно посерело, и раскрытые глаза были бессмысленно устремлены в потолок. Он уже не дышал.
— Мама! Там… В больнице… Кажется, отца убили!
— Как убили? Как — убили?! Кто?!
— Кажется, бабушка.
— Кто-о-о?
Маша Рокотова схватилась за сердце. Она кинулась в кухню, потом в комнату, и снова — в кухню.
— Черт! Вызывай такси! Нет!..
— Мама, такси внизу, я на нем приехал. Одевайся, может, он еще жив!
— Жив?
— Не знаю я! Там дурдом, его снова в реанимацию потащили, бабушка плачет…
Маша сунула ноги в туфли, потом снова кинулась в комнату и вытащила из-под шкафа пистолет, тот самый, который нашла за обувницей, а Павел спрятал, сказал, погоди носить следователю, не было бы хуже.
Павла нет. Он еще с утра увез Веркину бабу Ягу за какими-то травами в лес. Для Верки.
— Тима, разыщи Иловенского, пусть приедет в больницу. И беги к Вере Травниковой, пусть свяжется со своим шефом, он знает, что делать!