— Господи Иисусе.
— Мы вроде как смирились с этим, потому что устали и подумали: все, что нам нужно, это кровать, чтобы в нее рухнуть, так кому какое дело, что эта женщина делает с чуваком на поводке. Это ее личное дело.
— Твой бывший не рассказал своей семье, чем ты занимаешься, но был согласен на подобные сцены?
Я отрывисто смеюсь.
— Он был под кайфом и летал также высоко, как гребаный воздушный змей! Он съел три дозы в отместку за то, что я забыла забронировать номер в гостинице. Не знаю, он идиот.
— Согласен, — хмуро добавляет Майлс.
Не могу удержаться от смеха, услышав серьезный тон его голоса.
— По-моему, он даже не осознавал, что видит. Полагаю, ему казалось, что на самом деле он видит собак на поводках, а не сабмиссив.
Майлс разражается громким смехом, и наконец спрашивает:
— Что там было?
Я приподнимаю брови.
— Хочешь знать, участвовали ли мы?
— Да, — беззастенчиво признается он, пожимая плечами.
— Мы не участвовали, — отвечаю я с грустной улыбкой. — Поскольку мы были почетными гостями, то просто наблюдали за происходящим. Госпожа очень ясно дала это понять. Она провела нас в западную гостиную и усадила на чертовы троны, надела на нас орденские ленты и короны. Затем они устроили БДСМ-представление, в основном для нас. Это было чертовски безумно!
— Похоже на то.
— Понятно, что в ту ночь я ложусь спать и думаю: надо записать все, что только что произошло, иначе никто не поверит. Так я и поступила. Для меня это не составило особого труда, потому что я уже работала редактором и много читала. Но я описала все почти как в книге, а не как в дневнике. С большим количеством диалогов, описаний, в общем, все по полной программе. Я подумала, было бы довольно забавно позволить себе творческую вольность с этой историей, поэтому я продолжила писать. И следующее, что я знаю — у меня есть чертова книга! Я придумала совершенно нелепый псевдоним, когда однажды вечером напилась. Сумасшедшая история заслуживает сумасшедшего псевдонима, поэтому я остановилась на...
Я делаю паузу для драматического эффекта, и Майлс выставляет перед собой руку, призывая меня продолжать.
— Мерседес Ли Лавлеттер.
Пожимаю плечами и хихикаю, наслаждаясь его ошеломленным взглядом прямо перед тем, как он спрашивает:
— Тогда, какая твоя настоящая фамилия?
Я делаю паузу и прикусываю губу, быстро пытаясь решить, как далеко хочу зайти. Однако это недолгий внутренний спор, потому что я без сомнения знаю, что с Майлсом мне нравится быть Мерседес в десять раз больше, чем когда-либо нравилось быть Кейт, особенно с такими мужчинами, как Драйстон.
— Смит, — честно отвечаю я, потому что вряд ли он найдет меня на Фейсбук или где-то еще. Я давным-давно удалила свой личный аккаунт, потому что было уже слишком, следить за этим профилем, и за профилем моего псевдонима.
— Смит, — повторяет он, кивая, и уголки его губ подергиваются в попытке скрыть улыбку. — Так почему Лавлеттер? (Прим. переводчика: love letter с англ. – любовное письмо).
— Ну, потому что именно с него началось БДСМ-представление. Величественная госпожа вынула кляп изо рта своего раба, чтобы он мог прочитать любовное письмо, которое написал ей. На самом деле было очень мило. Он даже плакал.
Майлс качает головой.
— Так вот как начался твой путь?
— Ага, — отвечаю я, громко хлопнув. — Я сама опубликовала эту историю и даже не знала, что она попала в «Нью-Йорк Таймс», пока один агент не написал мне по электронной почте, чтобы спросить, есть ли у меня представитель.
— Срань господня! — восклицает явно впечатленный Майлс. — Невероятная история.
— Достойная книги, — поправляю я с усмешкой. Это очень весело. Прошла целая вечность с тех пор, как я вспоминала всю эту эпопею, а Майлс с жадностью ее выслушал. — И это явно вызывало у меня желание писать, потому что, начав писать, я уже не могла остановиться.
— До кризиса с этой книгой.
— Пока меня не спас «Магазин шин».
Он недоверчиво качает головой.
— И ты говорила, что эта книга — последняя в серии?
— Ага, — киваю я.
— А потом перейдешь к следующей книге.
— Это как не стихающий зуд.
Я тяжело выдыхаю и наблюдаю, как на лице Майлса расплывается теплая, ласковая улыбка, когда он смотрит на меня сверху вниз. Он завораживает, когда смотрит на меня вот так, весь такой милый и мужественный. Кроме того, совершенно очевидно, что он думает о гораздо большем, чем о просто истории, которую я ему рассказала.