Я слегка улыбаюсь, немного удивляясь тому, как легко она может читать между строк. Наверное, это интуиция писателя — видеть знаки.
Тяжело вздохнув, я отвечаю:
— Надеюсь, со временем все зашифрованные послания, что я говорю в своей жизни, не будут вращаться вокруг моей бывшей.
Мерседес улыбается, ее ямочка на щеке выглядывает из-под воротника моей куртки.
— Возможно, но жизненные уроки приходят из трудностей, так что выкладывай, Майлс.
Я ворчу и провожу руками по волосам, чувствуя, как пряди торчат во все стороны.
— Думаю, я так долго оставался со своей бывшей потому, что на каком-то болезненном уровне мне нравилась эта драма. Это было глупо.
Она задумчиво кивает, обдумывая то, что я сказал, а затем спрашивает:
— А что за драма у вас была?
Я поднимаю брови и качаю головой, устремляя взгляд к небу.
— Всего и не перечислить, но, скорее, все сводилось к ней. Но больше всего я ненавидел, когда она пыталась заставить меня ревновать.
Я опускаю взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мерседес сочувственно вздрагивает.
— Да, ревность — это совсем не весело. Хотя, скажу тебе, с чисто романтической точки зрения профессионального писателя... мои читатели любят мужчин собственников.
Я посмеиваюсь над этими словами.
— Ну, есть мужчины собственники, а есть мужчины, из которых делают дураков. К сожалению, чаще всего, полагаю, я выступал в роли последнего.
Она качает головой и морщит нос.
— Твоя бывшая просто ужасна.
— Так же, как и твой.
— И почему мы вообще с ними встречались?
— Я все время задаю себе этот вопрос.
Она вытаскивает ноги из-под куртки и вытягивает их перед собой, скрещивая в лодыжках. На мгновение она смотрит на небо, прежде чем сказать:
— Ну, забавный способ взглянуть на ситуацию с нашими бывшими — это то, что если бы мы не встречались с ними, то не сидели бы сейчас здесь, на этом дереве, и не наслаждались этим невероятным закатом.
Глядя на меня, Мерседес шевелит бровями и отворачивается, чтобы посмотреть, как последние несколько дюймов солнца опускаются за дальний холм.
Но я, кажется, не могу отвести от нее глаз. Ее волосы похожи на закат солнца.
Она чувствует, что я наблюдаю за ней.
— Ты упускаешь нечто действительно прекрасное, — поддразнивающе говорит она.
Мой голос серьезен, когда я отвечаю:
— Нет, не упускаю.
Ее улыбка исчезает, и она смотрит на меня широко раскрытыми, удивленными глазами. Нежно-розовое небо озаряет ее лицо, придавая ангельское сияние. Она очаровательна.
— Я не могу понять тебя, Майлс, — хрипло произносит она шепотом.
Я медленно сглатываю и протягиваю руку, обхватывая ее щеку, проводя большим пальцем от скулы к губам, лениво обводя линии ее рта.
— Я тоже не могу себя понять.
Она глубоко вздыхает, когда я наклоняюсь, чтобы попробовать губы, вкус которых я помнил всю неделю, но внезапно позади нас громко рычит мотор мотоцикла. Я застываю в нескольких дюймах от ее рта, моя рука все еще на ее лице, мой взгляд по-прежнему направлен на ее губы.
Тяжело сглотнув, я оборачиваюсь и вижу еще одну парочку, слезающую с байка, вероятно, по той же причине, что и мы.
Прочистив горло, я отстраняюсь и робко улыбаюсь Мерседес.
— Может, нам лучше вернуться назад, пока еще светло?
Она выглядит несчастной и отвечает:
— К вашим услугам.
Я помогаю ей подняться, поплотнее запахиваю куртку и сажаю на байк позади себя.
Мы уезжаем, возвращаясь в Боулдер, к той жизни, что я веду сейчас... без драмы.
ГЛАВА 13
Кейт
Наступает день, когда я пишу эпилог, Майлс будто знает об этом, потому что в середине дня входит в КОК, одетый в промасленный комбинезон, завязанный узлом на талии. Белая футболка влажная от пота, а руки выглядят вымытыми, но грязнее чем я когда-либо видела. Почти такими же, как и он сам, потому что знает, ему нужно будет возвращаться к работе.
Он хватает три печенья и с широкой улыбкой шагает ко мне. Словно это обычный день, и он постоянно делает перерывы, заглядывая в КОК, Майлс устраивается на стуле напротив высокого стола, за которым сижу я, и откусывает большой кусок от сэндвича из трех печенюшек, сложенных вместе.
Не могу не улыбнуться прозорливости этого момента.
— Чему улыбаешься? — спрашивает он, улыбаясь мне в ответ. Серьезно, слишком много улыбок.
— Тому, что жизнь иногда оказывается забавной штукой. — Я наклоняю голову и, прищурившись, смотрю на него, упиваясь его мужским великолепием.