— Кажется, здесь все чертовски ясно.
— Он никто, — говорит она, нервно покусывая нижнюю губу.
— Тогда зачем ты меня удерживаешь? — рявкаю я, глядя на ее руку у себя на предплечье. Она спешно меня отпускает, я бормочу слова благодарности и возвращаюсь в прежний темп.
Я совершенно не думаю, когда решительно подхожу к ним. Это инстинктивная, непроизвольная реакция, с которой я не могу бороться.
Голос Зеленой Рубашки доносится до меня как раз в тот момент, когда я подхожу достаточно близко, чтобы услышать:
— Ты можешь быть настоящей тварью, ты это знаешь?
Мерседес отвечает нечто отрывистое и шевелит пальцами у него перед носом прямо перед тем, как я добавляю:
— Как, мать твою, ты только что ее назвал? — Я почти рычу, придвигаясь ближе, чтобы встать по другую сторону от Мерседес.
Зеленая Рубашка смотрит на меня с раздражением, написанным на его лице.
— Прошу прощения?
— Проси, — резко отвечаю я и наклоняюсь, широко раскинув руки на столе.
— Майлс, — говорит Мерседес напряженным голосом. Я чувствую, что она смотрит на меня, но не могу оторвать взгляд от этого придурка.
— Как, мать твою, ты только что ее назвал? — повторяю я свой предыдущий вопрос и добавляю: — Спрашиваю в последний раз.
Зеленая Рубашка, который на самом деле сегодня в белой рубашке, только смеется.
— Наш разговор не имеет к тебе никакого отношения, гаражная мартышка. Почему бы тебе не пойти прогуляться? Ты явно перенюхал бензина.
— Драйстон! — огрызается на него Мерседес, и то, как она произносит его имя, кажется мне знакомым. Будто это человек, которого она знает больше, чем мне хотелось бы.
— Мерседес, ты знаешь этого придурка? — спрашиваю я, переводя взгляд на нее. Она дергается и нервничает, изо всех сил стараясь встретиться со мной взглядом. Ее грудь покрывается красными пятнами, чего я никогда не видел раньше.
Парень издает неприятный, напыщенный смешок.
— Мерседес? — он смотрит на меня, подняв брови. — Думаешь, ее зовут Мерседес?
Я хмурю брови и смотрю на Мерседес, ожидая подтверждения. Она быстро мотает головой и тараторит:
— Я собиралась тебе все рассказать.
— Что рассказать? — рявкаю я, и мои руки на столе сжимаются в кулаки. — Кто этот чертов парень?
— Никто! — непреклонно заявляет она сквозь стиснутые зубы, ее взгляд мечется по моему лицу, она тянется ко мне, чтобы коснуться моей руки.
Зеленая Рубашка издает еще один неприятный смешок и говорит:
— Никто, мы просто два года жили вместе.
— Жили вместе? — спрашиваю я, совершенно сбитый с толку, потому что в «Магазине шин» мне не показалось, что этот ублюдок гей. — Это твой сосед-гей, которого ты выгнала?
Зеленая Рубашка перегибается через стол и бормочет:
— Я не трахал ее, будто гей, бро.
Ярость. Неразбавленная ярость разрывает мое тело, и я выпрямляюсь, грудь вздымается. Мерседес встает, чтобы схватить меня за руку и остановить, прежде чем я обойду стол, и разорву гребаное горло этого хрена.
— Майлс, пожалуйста, позволь мне все объяснить, — выпаливает она дрожащим и искаженным голосом.
— Да... Кэти, — добавляет Зеленая Рубашка, — объясни ему, что я два года был твоим парнем и все еще живу с тобой.
— Ты не живешь со мной, Драйстон! — кричит она, сама сжимая кулаки, и топает ногой.
С искаженным от смущения лицом я поворачиваюсь к ней.
— Почему он называет тебя Кэти? — скрежещу я сквозь стиснутые зубы, которые в любой момент могут разлететься вдребезги. — Тебя же зовут Мерседес.
— Ее зовут Кейт Смит, идиот. Фактически Мерседес — это придуманное ею имя проститутки, чтобы писать те ужасы, которые она называет книгами.
А теперь с меня хватит. Я сыт по горло этим придурком. Он сказал последнюю мудацкую вещь, с которой я могу справиться.
Я перегибаюсь через стол и за воротник рубашки рывком поднимаю его на ноги. Отступив в сторону, я так сильно притягиваю его к своему лицу, что ему приходится встать на цыпочки, чтобы достать до моего подбородка.
— Еще раз обзовешь ее, и пожалеешь об этом.
В моих руках чувак похож на болтающийся мешок с дерьмом, его глаза полузакрыты, а губы изогнуты и шепчут:
— Можешь забирать эту дешевку. Ей все равно не место в приличном обществе.
Мои глаза широко распахиваются, и прежде чем успеваю осознать, я отвожу руку назад, и мой кулак летит прямо в напыщенный нос этого ублюдка. Соответствующий хруст распространяется под костяшками пальцев, и ему на лицо брызжет кровь.
Он воет от боли и падает на пол, закрывая нос рукой.
— Ах ты, чертова горилла! — кричит он, и в конце его голос срывается. — Кажется, ты сломал мне нос!