– Не спеши, не торопись, это все твое, – я побежала к прилавку и закупила всего понемногу: колбаски, сыра, печенья, творотжочки, гречку, может есть у него кто, чтобы приготовить.
Мальчик уже начал икать.
– На выпей, водички, – он выпил воды и судорожно, протяжно, жалостно вздохнул. Взглянув в кулек с продуктами, прерывисто и дрожащими губками, произнес: "Спасибо, тетя, спасибо".
Вытащив платок, я стала обтирать его лицо, мокрые волосы. Он изо всех сил старался заглушить, скрыть, подавить подступающие к горлу рыдания. Но не выдержал. Его личико искривилось в жалкой гримасе, губы мелко задрожали и он выбежал из магазина. Ребенок бежал, низко опустив голову, крепко прижимая к груди пакет с продуктами и плакал так отчаянно, так громко, что проходящие останавливались и смотрели ему вслед.
Куда он бежал, кто его ждал, с кем хотел поделиться этими продуктами? Еще одна тайна, пущенная в эфир. И разве можно сравнить наше взрослое горе с предначертанностью судьбы вот таких малышей, которые бывают заброшены на самую обочину жизни?
Глядя на бегущего и горько рыдающего мальчика, я подумала, кто знает, быть может и внук господина Ельцина, который царствовал в те времена, вот так же плакал, сбегая из специнтерната. Дважды мальчик убегал оттуда, желая увидеть своих родных и близких и дважды его возвращали назад. А когда вся эта неприглядная информация выплыла наружу, то его уже забрали в родной дом и окружили армией педагогов.
А ведь какой красивой лицемерной дорожкой вел Ельцин страну к полному банкротству и унижению. Как душевно он пел: "пока мы живем так бедно и убого, я не могу есть осетрину и заедать ее черной икрой, …не могу глотать суперлекарства, зная, что у соседки нет аспирина для ребенка. Потому что стыдно…"
А спустя годы – нам было стыдно… за него. Оказывается можно и сытно есть, и пить беспробудно и спать спокойно, зная, что люди месяцами не получают ни заработной платы, ни пенсии, с трудом выживая.
История предательства страны продолжается. Теперь вот, на государственные деньги построили два Ельцин-центра, воздвигли памятник, который круглосуточно охраняется от… народного гнева и мести?
А разве святые годы не продолжаются? Я часто прохожу по одному и тому же подземному переходу и каждый раз вижу мужчину лет 50. Он поет и даже пританцовывает, рядом стоит коробка для подношения. Из его обуви, которую давно уже пора выбросить на свалку, насмешливо, веером выглядывают клочки газеты, которые он туда понапихал, чтобы теплее было. И как тут не вспомнить картину Леонида Соломаткина: "Нужда скачет, нужда плачет, нужда песенки поет"
Полтора века прошло. А что изменилось? Сколько у нас плящущих, скачущих, поющих от безысходности жизни, людей.
"Святые годы" продолжаются. Во дворе жилого дома машина сбила кроху. Насмерть! Никто не спешит заводить уголовное дело, а находящиеся на экспертизе видеозаписи пропадают. Через месяц все стрелки перевели на ребенка. Оказывается, шестилетний малыш, отправляясь на прогулку с дедушкой, был в стельку пьян. Оказывается, катаясь на велосипеде, мальчик "находился в сильнейшей степени опьянения". И сколько сил, здоровья, нервов, седых волос, унизительных наскоков и нападок стоило претерпеть отцу ребенка, чтобы доказать, то, о чем догадывалась вся страна. Экспертиза-то липовая была, фальшивая, сфальсифицированная.
А сама убийца жалуется: "журналисты испортили мне жизнь… мой ребенок плохо спит по ночам". А вот сбитый насмерть ребенок уже уснул вечным сном и никогда не откроет глазки.
"Я своего ребенка не видела четыре месяца… Я же мать!", – возмущается она. – А родные убитого ею малыша уже никогда его не увидят, не погладят по головке, не поговорят с ним.
И вот заключительный аккорд. В глазах отца, сбитого насмерть ребенка, набухают, искрятся, выплескиваются тоскливые слезы горя. А виновница гибели ребенка сухим, бесстрастным, деревянным голосом робота зачитывает: "…против меня все ополчились… пешеходы не должны создавать помех… Согласно статье .... за ребенка несут ответственность его родители…"
Она протащила ребенка по асфальту около десяти метров, остановилась только после истошных воплей, криков окружающих и в своем последнем слове, зачитывает пункты из УК. И нет прощения таким.
А адвокат этой госпожи своей наглостью, цинизмом напомнил мне моего бывшего мужа. Хотя ей далеко до него. Он бы так повел дело, что обвиняемая превратилась бы в героиню.
Глава 26
Взгляните в детские глаза
Когда тоска и груз забот…
Там сказки свет и чудеса,
Там вся вселенная живёт
Я вспомнила эти строчки, когда стала работать в детском доме. Видимо поэтесса Алена Глазова часто заглядывала в детские глазенки и знает, понимает детскую психологию.