Без Себастьяна Лабиринт кажется мрачным и унылым. Я крадусь зелёными коридорами, стараясь запоминать направление, чтобы потом найти дорогу назад. По телу бегут мурашки от неестественно сильных порывов ветра и от понимания, что я ушла от дома настолько далеко, что даже крика моего никто не услышит.
Проходит полчаса, потом ещё, и я уже готова рыдать от безысходности. Я никак не могу добраться до центра Лабиринта, просто хожу кругами, до сих пор не отыскав ничего, даже близко похожего на кольцо.
И тут меня поражает догадка, бросающаяся в глаза, как порывы ветра внутри Лабиринта. Если леди Беатрис оставила кольцо для своей преемницы... ей нужно подтверждение, чтобы знать наверняка, что это именно тот человек.
Я развожу руки в стороны, дотрагиваясь ладонями до стен живой изгороди, как тогда с Себастьяном. И изгородь снова меняет цвет, становясь от моего прикосновения ярко-фиолетовой. Но в этот раз ещё и земля под ногами начинает переливаться неземным желтым сиянием. У меня перехватывает дыхание. Светящаяся тропа бежит вперёд... словно указывая мне путь.
Не отрывая рук от стен, я бегу всё быстрее, следуя всем изгибам и поворотам мерцающей дорожки. И наконец попадаю в незнакомый закоулок Лабиринта, заросший гортензиями, единственными цветами, которые я здесь увидела. В памяти сразу всплывают папины слова:
"... помни о гортензиях. Когда увидишь их, знай, что ты близко".
У меня захватывает дух. Это, наверное, и есть центр Лабиринта.
Я прикасаюсь к гортензиям и чувствую покалывание в пальцах. Почва под цветником начинает дрожать, и я с замиранием сердца наблюдаю, как из-под земли что-то пробивается. Водный камень?
Я стою как вкопанная. Это, несомненно, то самое кольцо из моих снов, кольцо, с которым леди Беатрис изображена на старом портрете — вытянутый остроконечный бриллиант в старинной серебряной оправе. Водный камень просто необыкновенный, и я смотрю на него одновременно со страхом и благоговением. Что ж, обратной дороги нет. Я надеваю кольцо на безымянный палец.
Земля под ногами начинает ходить ходуном. Я с криком цепляюсь за живую изгородь и сразу же в страхе отпрыгиваю, потому что фиолетовые стебли, вырастая всё выше и выше, сплетаются в купол прямо у меня над головой.
— Помогите, — кричу я, хотя и понимаю, что это бесполезно. Я в ловушке, и никто меня не услышит.
Листва начинает шелестеть... и в этом шелесте я слышу перешептывание, в котором различается единственное слово.
"Имоджен".
Я вздрагиваю.
— Леди Беатрис?
Ответа нет, только порывы ветра становятся сильнее.
— Что происходит?
Вслушавшись в гул приглушённых голосов, мне наконец удаётся разобрать слова.
"Ты в Шепчущей Галерее. Ты не увидишь меня, потому что я по другую сторону. Но можешь услышать".
Мороз по коже. Я в ужасе смотрю на купол, сплетенный над головой. Это что-то немыслимое. Страшный сон, ставший реальностью. Я истинная преемница леди Беатрис; я элементаль. И теперь у меня есть водный камень.
"С водным камнем на теле приложи руку к земле, и получишь все ответы". Вспомнив эти слова, я поднимаю глаза на купол над головой и дрожащим голосом спрашиваю:
— Почему я здесь? Что произошло с Люсией на самом деле?
Шёпот стихает, но, надев кольцо, я понимаю, что нужно делать. Я, как магнит, прижимаюсь к живой изгороди, касаясь водным камнем фиолетовых стеблей.
На стене из растений начинают танцевать тени. Отпрянув назад, я едва сдерживаю крик. Тени принимают чёткие очертания, и передо мной как будто разыгрывается жуткое кукольное представление.
Я вижу силуэты двух девочек, идущих бок о бок. Вдруг девочка слева останавливается, подступает к девочке справа. И обходит её. Они переходят на сторону друг друга. Меняются местами.
Я наблюдаю, нахмурив брови. Неужели это мы с Люсией?
Затем к ним присоединяется тень третьей девочки, размерами чуть побольше. Её рука сжимается на запястье одной из девочек, полностью его закрывая. Из-за стен Лабиринта доносится пение, знакомое и одновременно наводящее ужас.
"Я знаю, что путь мой извилист и крут. Пусть тёмные тучи по небу плывут..."
Пение резко прерывает голос... двенадцатилетней Люсии, доносящийся из ниоткуда, но такой отчётливый, словно гремит из динамика. Она произносит фразу из того далёкого дня в Тенистом Саду.
"Откуда взялся этот цветок? Здесь какой-то подвох?"
Вдруг по Лабиринту эхом разносится мой собственный голос, и я подпрыгиваю от неожиданности... потому что не произносила ни слова. Это фраза, которую я сказала вчера.
"С каких это пор ученики школ-пансионов берут с собой в сопровождение домоправительниц и горничных? Странно это, согласитесь? И почему я об этом ни сном ни духом?"
Затем раздаётся третий голос, повторяющий фразу, которой Мэйси тогда мне ответила.
"Здесь какой-то подвох?"
Она повторила ту же фразу, что и Люсия. Но дело не только в этом. Когда я услышала её, произнесенную двумя голосами, что-то меня насторожило.
"Здесь какой-то подвох?"
Во всём этом есть какой-то подвох?
Вдруг у меня перехватывает дыхание от неожиданной догадки.
Наконец я поняла, почему миссис Малгрейв одержима Люсией и безразлична к собственной дочери. Поняла, почему Люсия из рассказов Себастьяна так отличается от кузины, которую я знала, и которая меня любила. Я поняла, что не давало мне покоя; поняла, почему не могла собрать все события в целостную картину.
Произошло нечто уму непостижимое, и теперь я знаю что.
Потрясённая своим открытием, я бегу обратно в дом, судорожно хватая ртом воздух. Войдя в Мраморный Зал, немного сбавляю темп, вымученно улыбаюсь горничным и вообще изо всех сил стараюсь вести себя как обычно. Словно мир, который я знала, не перевернулся только что на 180 градусов.
Затем взбегаю по лестнице, оглядываясь по сторонам. И замираю. Песня, которую я слышала в Лабиринте... песня Люсии... доносится из моей спальни.
Что она там забыла? Там же Зои спит. Я подбегаю к двери и распахиваю её настежь.
Зои нигде не видно. Мэйси спиной ко мне заправляет мою кровать, напевая себе под нос.
— Где она?
Мэйси оборачивается.
— Добрый день, ваша светлость. Где кто?
— Зои, — я пытаюсь сохранять спокойствие, — она спала здесь, когда я уходила.
— Когда я вошла, комната была пуста, ваша светлость. Наверное, она спустилась вниз, осмотреться. Я спрошу у матери...
— Я знаю, что она тебе не мать, — сходу выкладываю я, — вы обе мне врали... врали всем... всё это время.
Она бледнеет на глазах и произносит, запинаясь:
— Я... я не понимаю, о чём вы говорите.
Застав "Мэйси" врасплох, я хватаю её за руку и расстёгиваю ремешок наручных часов.
— Нет! — кричит она, пытаясь высвободиться и прикрывая рукой запястье. Но я сильнее. Я срываю часы, они падают на пол. И на внутренней стороне запястья я вижу родимое пятно Люсии вытянутой формы.
— Люсия, — голос дрожит, перед глазами всё плывёт, и моё поразительное, невообразимое открытие всё больше подтверждается: моя сестра жива-здорова и сейчас смотрит прямо мне в глаза, — Мэйси Малгрейв — вот кто умер. Не ты.
— Нет, — всхлипывает она, — вы сумасшедшая. Люсия умерла. Я Мэйси!
И вдруг заходится истерическим смехом, переходящим в рыдания, а потом падает на пол, захлёбываясь звуками повторяемого имени.
— Мэйси... я Мэйси. Люсия умерла!
Я смотрю на неё в ужасе. В памяти всплывает заметка доктора Герона. "Всё ещё страдает галлюцинациями и раздражительностью. Пациентке рекомендуются более частые посещения".