Скэнлон обмяк в кресле и хлопнул себя ладонью по лбу.
— Вдовы полицейских, погибших при исполнении служебных обязанностей, — богатые женщины!
— Деньгами мужа не вернешь, а если у них есть дети, которых надо растить и посылать в колледж, эти деньги быстро растают.
Скэнлон продолжал размышлять.
— А как насчет денежных пожертвований коллег и просто знакомых?
— Это неплохое подспорье. Если дело было громким, сочувствие общественности гарантировано, особенно когда остаются дети, да еще один из них недоразвитый, а у второго болезнь Дауна. Иногда суммы пожертвований выражаются шестизначными цифрами.
— Спасибо, Луи, — сказал Скэнлон, вставая и подходя к жаровням.
Он взял деревянную ложку, зачерпнул немного соуса, проглотил.
— Недурно, Луи, недурно. Но, по-моему, можно добавить еще немного чесноку.
Продолговатое лицо комиссара Роберто Гомеса выражало тревогу, когда он слушал доклад Скэнлона о последних новостях в деле Галлахера — Циммерман.
Кроме него в кабинете на четырнадцатом этаже были непосредственный начальник Скэнлона, заместитель начальника следственного управления Маккензи, и инспектор Шмидт, Герман Германец.
— К черту, Скэнлон! — вскричал комиссар, сердито хлопнув ладонью по столу. — У вас нет никаких доказательств, подкрепляющих вашу новую версию. Нам не с чем пойти в суд. Вы не хуже меня знаете, что суд не принимает показания, полученные под гипнозом.
— Комиссар, — возразил Скэнлон, — необходимо отработать версию о страховке. Она может привести к какому-то результату, а может и не привести. Что касается гипноза, то использовать его разрешено. И благодаря ему мы узнали, что преступление совершено женщиной.
— А если не женщиной? — подал голос Маккензи. — Тогда все расследование пойдет по ложному пути.
— Я отрабатываю все версии до конца, даже если они ведут в тупик, как было в случае с Эдди Хэмилом.
— Объясните мне свою новую версию, — попросил комиссар Скэнлона. — Вы думаете, что Галлахера могли убить из-за страховки и что сержант Джордж Харрис и миссис Галлахер загримировались и убили ее мужа. Такова ваша главная мысль?
— Да.
— Тогда ответьте мне, лейтенант, — сказал комиссар, — кто и почему убил доктора Циммермана и его жену?
— Не знаю, — ответил Скэнлон, внутренне напрягаясь.
— Допустим на минуту, что я поверил в вашу новую теорию, хотя я сразу заявляю, что не верю в нее. Как вы будете продолжать расследование? — спросил Гомес.
— Если преступник, который убил Галлахера и Йетту Циммерман, и впрямь был женщиной, и если этой женщиной была миссис Галлахер, и если Джордж Харрис был соучастником, тогда мы знаем, где искать необходимые для обвинения улики.
— Слишком много «если», — сказал Гомес.
— Объясните мне, пожалуйста, о каких уликах вы говорите? — обратился Маккензи к Скэнлону.
— Ружье, из которого были убиты Галлахер и Йетта Циммерман, ковбойские сапоги, которые оставили след на крыше «Кингсли-Армс», винтовка, из которой убили доктора и его жену, и грим, которым пользовались, чтобы сделать женщину похожей на мужчину.
— Господи, вы думаете, что они до сих пор хранят все это? Да они избавились от всего сразу после убийства! — заявил Маккензи.
— Не думаю, что у них было время выбросить их. По крайней мере, не все, — возразил Скэнлон. — Они с самого начала были в центре внимания, и не думаю, чтобы они рискнули выбросить улики, боясь, что их застанут за этим делом. Кроме того, Харрис — самоуверенный тип, который считает себя умнее всех. Люди, подобные ему, не могут даже представить себе, что их поймают. Они слишком умны.
Комиссар неуверенно проговорил:
— Неужели человек, который гримируется тщательнейшим образом, может позабыть про часы на руке, которые наверняка сразу выдадут его?