— А почему бы и нет? — ответил Скэнлон. — Такое бывает сплошь и рядом. Пусть они умны, пусть дотошно готовятся к преступлению, все равно какую-нибудь мелочь да и упустят. У миссис Галлахер были длинные рукава, и она, наверное, забыла о часах на руке.
— Зачем тогда убивать Йетту Циммерман? — спросил Маккензи.
— Чтобы создать видимость ограбления и сбить нас со следа, — сказал Скэнлон. — У Галлахера хватало выслуги лет, так что миссис Галлахер все равно получила бы страховку. Но подстроить несчастный случай очень трудно. Самый удобный способ убить полицейского — убрать его при исполнении служебных обязанностей. Помимо всего прочего, это принесет еще и пожертвования. Но куда важнее сбить нас со следа, заставить искать несуществующих преступников.
Воцарилось молчание, все размышляли над словами Скэнлона. Участие сержанта полиции в преднамеренном убийстве собрата-офицера в их глазах было последним предательством.
Герман Германец заерзал на стуле.
— Я постоянно думаю о докторе и его жене: почему убили их?
— Как я уже сказал, не знаю, — ответил Скэнлон. — Но если подумать, есть, как минимум, два объяснения.
— Слушаю, — сказал комиссар Гомес.
— Во-первых, есть вероятность, что Харрис и миссис Галлахер не были до конца знакомы с условиями страховки. Они могли предполагать, что получат ее, только если Галлахер погибнет при исполнении служебных обязанностей. А когда поняли, что все выглядит недостаточно убедительно, решили убить врача и его жену.
— Но каким образом это помогло бы им убедить всех? — недоверчиво спросил Маккензи.
— Их убийство указывает, что Йетта Циммерман была целью первого нападения, и подтверждает, что Галлахер погиб, защищая Йетту, а значит, при исполнении служебных обязанностей.
— А второе объяснение? — спросил комиссар.
— Хотели сбить нас со следа и вынудить закрыть дело потому, что следствие выдохлось.
Маккензи топнул ногой.
— Вы вообще-то понимаете, что говорите?
— Да, понимаю, — ответил Скэнлон.
Огорченный комиссар поднялся, подошел к окну, раздвинул белые жалюзи и выглянул на улицу.
— Когда я пришел на Службу, комиссаром полиции был Стив Кеннеди. Я помню, как его разжаловали в патрульные и послали в мой участок, когда он получил три штрафные карточки за превышение скорости. А посмотрите на Службу сейчас, — посетовал он. — Мы вынуждены принимать на работу болванов, женщин-карликов и людей с уголовным прошлым. — Он ударил ногой по стене. — Неудивительно, что на Службе происходят такие веши. — Гомес тяжело опустился в кресло. — Полагаю, вы намерены распутывать эту новую ниточку?
— Надо думать, — ответил Скэнлон.
— Тогда слушайте меня внимательно, лейтенант. Я не желаю, чтобы вы беспокоили Харриса и миссис Галлахер, пока у вас не будет убедительных доказательств. Гипноза, фоторобота и следов на крыше недостаточно. Я хочу иметь что-нибудь ощутимое, такое, с чем можно пойти в суд. Миссис Галлахер — вдова героя, а Харрис — полицейский, да еще орденоносец. Я понятно выражаюсь?
— Да.
— В таком случае, каков будет ваш следующий ход? — спросил Гомес Скэнлона.
— Я составил список всех городских магазинов, торгующих театральным гримом. Мои детективы проверяют их. Я распорядился, чтобы они показывали фотографии Харриса и миссис Галлахер владельцам магазинов.
— Как вы раздобыли фотографии?
— Харриса — в картотеке полиций, а миссис Галлахер — в журнале.
— Почему театральный грим? — спросил Маккензи.
— Потому, что если преступником была женщина, она наверняка покупала свой камуфляж не в дешевой лавочке для актеров-любителей.
Откинувшись на спинку кресла, комиссар закрыл глаза и потер ладонью лоб.
— Что еще вы сделали?
— Я послал людей проверить владельцев «Лавджой компани».
— Почему? — спросил комиссар, потирая переносицу.
— Мы узнали, что Галлахер регулярно посещал «Санторини-дайнер» в течение нескольких недель. Этот ресторан находится рядом с «Лавджой компани». Галлахер ходил в ресторан во время дежурств. Он имел доступ к продукции компании. Здесь должна быть какая-то связь, и я хочу узнать, какая. Это может и не иметь значения, но может оказаться очень важным, — сказал Скэнлон.
— Что еще? — спросил комиссар, не открывая глаз. Его обманчиво спокойная речь заставила Скэнлона и Германа Германца понимающе переглянуться.
— Я по собственному почину попросил инспектора Шмидта прийти сюда, поскольку Харрис — его подчиненный. Я хочу, чтобы инспектор Шмидт постоянно занимал чем-нибудь Харриса, давал ему глупые задания. Я начинаю расследование, и лучше, если он не будет путаться под ногами.