Став за спиной художника, Скэнлон заглянул ему через плечо.
— Как дела? — спросил он, изучая портрет убийцы. Лицо цвета дерева, иссохшая кожа, уши, прикрытые лохмами.
— Все в порядке, — ответил художник, подправляя рисунок ластиком и дуя на него. — Эти дамы очень мне помогли.
Скэнлон улыбнулся женщинам. Они ответили на его улыбку. Он заметил, что у обеих были коронки на зубах, обычное дело в этом районе города. Бедняки не могут позволить себе хорошего зубного врача.
— Может быть, кому-нибудь из вас известно, кто позвонил в полицейский участок и сообщил об убийстве полицейского? — Он внимательно посмотрел на их невинные лица.
Мэри Цилиция ничего не знала о телефонном звонке, так же как и Мэри Адлер. Они сами услышали о случившемся, только когда их доставили в полицейский участок. Об этом им рассказал один из полицейских.
Когда пятнадцатью минутами позже Скэнлон возвратился в свой кабинет, его уже ждали двое полицейских. Подойдя к столу, он сделал отметку на отрывном календаре: «Забрать ленты с записью и возвратить долг Д.». Только тогда он обратил внимание на полицейских, развалившихся в креслах и поджидающих его. Поодаль, подпирая спиной стену, стоял Броуди. Он представил Скэнлону полицейских Стоуна и Трамвела.
Кивнув им, Скэнлон произнес:
— Где вы оба были, когда поступил первый сигнал о случившемся?
У Трамвела было рябое лицо и рыжие волосы.
— На углу Аполло и Бриджуотер-стрит, — ответил он, вытянув ноги и разглядывая свои ботинки так, будто видел их впервые.
— Что вы увидели, когда прибыли на место преступления? — спросил Скэнлон, наклонив голову и гадая, что же интересного нашел Трамвел в своих ботинках.
Волосы Стоуна были зачесаны назад, а нос смахивал на крупную луковицу. На этот вопрос ответил он:
— Собралась большая толпа. Мы выскочили из машины и пробились в лавку. Галлахер валялся на полу. Трое ребят кричали, забившись в угол.
Трамвел продолжал:
— Я обыскал мужчину и быстро связался с центром, объяснил ситуацию и попросил прислать людей и дежурную полицейскую машину. Дежурный капитан действовал без промедления.
— Вы не пытались сразу отправить их в больницу?
Стоун сделал протестующий жест.
— Сомнений быть не могло. Они оба были мертвы.
— Это ваш постоянный участок?
— Да, — ответил Трамвел, вновь переводя взгляд на свои ботинки.
— Вы оба знали Галлахера?
— Да. Мы часто видели его у Йетты. Он оставлял машину в запрещенном месте, перед помещением, снимаемым для гражданских панихид, и вешал табличку: полицейский при исполнении. Однажды мы решили проверить. Может быть, это родственник Йетты, пользующийся табличкой? Но он показал свое удостоверение, и тогда мы оба его узнали. Потом мы часто видели его здесь.
Не глядя на полицейских, Скэнлон небрежно спросил:
— Йетта занималась незаконными делишками?
Они нервно переглянулись. Скэнлон понял их. В нью-йоркском полицейском управлении существовали свои неписаные законы борьбы с преступностью. Патрульным запрещалось препятствовать торговле наркотиками и нелегальному приему ставок. Параноики из «дворцовой стражи» испугались, обжегшись на деле Нэппа и Серпико. В итоге рынок сбыта наркотиков расширился, выросло число игорных притонов, с которыми патрульный полицейский не мог ничего поделать. Взяткодатели были ему не по зубам. Но каждый на Службе знал, что, если возникнут сложности, связанные с кем-то из них, расхлебывать кашу будет патрульное отделение, а «дворцовая стража» останется в стороне.
Встрепенувшись, Трамвел сложил руки на груди и уперся подбородком в грудь.
— Я ничего не знаю о незаконной игре, — сказал он.
— И я тоже, — добавил Стоун.
Скэнлон с отвращением поморщился.
— Слушайте, вы, убит лейтенант полиции. Помните, сейчас я на вашей стороне и, чтобы вы мне ни сказали, это останется нашей тайной. Поверьте мне.
Пожав плечами, Стоун взглянул на своего товарища и произнес:
— Мне кажется, он порядочный парень, — и, подняв глаза на Скэнлона, добавил, как бы оправдываясь: — Нам не разрешается хватать приемщиков ставок за шиворот.