— А можно поинтересоваться, где ты научился постигать мысли женщин и смысл их поступков?
— У моего психиатра, доктора де Несто.
— Ты, наконец, пошел к психиатру?
— Да. Я хотел узнать, почему так вел себя, когда потерял ногу. Чтобы понять, почему я не мог поделиться с тобой своим несчастьем.
— Доктор сумел помочь тебе понять это?
— Да, Джейн. Я много узнал о себе.
— Я горжусь тобой, Тони, — сказала она, положив руку на его плечо. — Такому человеку, как ты, трудно открыть кому-либо свою душу.
Он посмотрел на ее руки и смущенно сказал:
— У меня была важная причина. Когда я потерял тебя, то понял, как много ты для меня значишь. И… ну, еще я надеялся, что, сумев понять, почему я так себя вел, смогу снова завоевать твою любовь.
Она отвела взгляд.
— Доктор помог тебе преодолеть слабость?
— Думаю, что помог. — Он заерзал. — Понимаешь, я еще не был с другой женщиной, так что не могу знать наверняка.
— Все это время?
— Я просто не мог заставить себя делать это с другими. Я все еще борюсь с тревогой. Я до сих пор не знаю, когда и как сказать женщине, что я калека. Боязнь отпора — это кошмар. Ты просто не можешь себе это представить.
Она провела ладонью по его щеке.
— Я думаю, что никогда не понимала, насколько тебе было трудно.
— Есть еще одна причина, почему я не спал с другими. Это… это было бы все равно что порвать нить, которая, я чувствую, все еще существует между нами. Я не мог заставить себя это сделать.
Он отвернулся, жалея, что не может заставить себя пустить слезу. Наклонившись, он поцеловал ее в губы, потом молча встал и, не оборачиваясь, ушел. «Должен быть густой туман», — подумал он, вспомнив, как Роберт Тейлор играет такую сцену. Актер ушел, растворившись в тумане. А драматический исход Скэнлона сопровождался вонью, источаемой проезжавшим мимо грузовиком мусорщика. Он не понимал, почему так повел себя с Джейн. Может, чутье полицейского подсказало, что надо попробовать разжалобить ее, сыграть на материнском инстинкте. «Ну и черт с ним, в бою, любви и на Службе все средства хороши».
Глава 24
Мэри Энн Галлахер сидела на кровати в белой ночной сорочке и красила ногти на ногах. Острый запах ацетона наполнял комнату. Из приемника доносилась медленная музыка. Последняя гостья ушла час назад. Мэри Энн была рада, что осталась одна. Можно было потешиться мыслями о Харрисе и о событиях последних дней. С самого начала она поняла, что Харрис недооценил Скэнлона. Еще при первой встрече ей стало ясно, что лейтенанта надо остерегаться. Она увидела решимость в его темных проницательных глазах и поняла, что он очень опасен. Ведь она предупреждала Харриса, что надо поскорее выбросить это чертово оружие. Но нет, он захотел сделать все по-своему. Она никогда не могла понять мужского пристрастия к оружию. Адвокат сказал, что Харриса не смогут обвинить на суде, и она ему поверила. Но, что бы ни случилось с Харрисом, она была чиста. Ни Скэнлону, ни кому-либо другому никогда не доказать ее причастность к этому преступлению. «Проклятье! Я измазалась лаком», — выругалась она про себя. Взяла кусочек ваты, вытерла лак и начала красить по-новой.
Она была замужем за Галлахером достаточно долго, чтобы знать, что, даже если Харрис на суде будет все валить на нее, против нее не смогут выдвинуть никаких обвинений. Им нужен хотя бы один факт, подтверждающий ее соучастие. А таких фактов нет. Она об этом позаботилась. Харрис в одиночку покупал все, что было нужно. Это он угнал фургон и раздобыл грим. Чем больше она об этом размышляла, тем увереннее себя чувствовала.
Скоро ей начнут присылать страховку Галлахера. И тогда — привет, Европа и новая жизнь! Ох уж эти соблазнительные европейские мужчины с их красивыми фигурами и чарующим выговором. В какой-то мере она даже радовалась аресту Харриса. Будет легче бросить его. Она придумает какую-нибудь причину для отъезда и исчезнет.
Ей хотелось бы найти таких мужчин, которые смогут удовлетворить все ее желания и прихоти. В ее жизни больше не будет легавых, это уж точно! Ее тошнило от полицейских с их примитивными желаниями.
Звонок в дверь.
«О, дьявол! Разве эти противные дуры еще не ушли?» — подумала она.
Сунув кисточку обратно в пузырек, она встала с кровати и взяла со стула розовый пеньюар. В дверь снова позвонили.
На ходу натягивая пеньюар, она подошла к двери.
— Да, кто там?
— Это я, Пэт.
Ругаясь про себя, Мэри Энн Галлахер стала открывать замок. Перед дверью маячила какая-то фигура. Она сжимала в руках оружие, готовясь нанести удар, как только покажется жертва. Блестящий пакет, в котором убийца принес оружие, валялся на полу. Коридор был пуст. Из других квартир не доносилось ни звука. Дом словно вымер.