— Больше ничего не припоминаете? — спросил Скэнлон.
Свидетельница рассказала, как Галлахер пошел в туалет, принес «полароид» и заснял ее. Вскочив голышом с кровати, она пыталась отвести камеру, но не могла с ним справиться. После этого она ни разу не видела его и не слышала о нем, хотя поначалу думала, что он попытается шантажировать ее этими фотографиями, требуя выкуп.
— Как давно это было? — спросил Скэнлон, наблюдая за выражением ее лица.
— Семь или восемь месяцев назад.
— Вы всегда встречались с ним на квартире в Джексон-Хайтс?
Усмехнувшись, она произнесла:
— Это какая-то помойка.
— Он просил у вас денег?
— Я не имею привычки давать мужчинам деньги. Обычно они тратятся.
Открыв верхний ящик стола, Скэнлон положил перед нею фотографию.
— Это вы?
— Да, — с отвращением ответила она. — Только взгляните на эти бедра и все остальное. Срочно сажусь на диету.
— Я не могу сейчас отдать вам ее. Но обещаю, что как только мы завершим работу…
— Это фото понадобится в суде? — обеспокоенно спросила она.
Он успокаивающе поднял руку.
— Ни в коем случае, обещаю.
Он увидел, что она сразу расслабилась, и спросил себя, почему Донна Хант не попросила его вернуть свою фотографию.
Адвокат Обри Уайт был одним из тех хищников, которые каждое утро являются в суд, чтобы помучить расстроенных родственников и друзей преступников, задержанных накануне и подлежащих суду наутро. Офицер, оформляющий аресты, приводил родных к адвокату и тихонько шел писать заявление, давая защитнику возможность условиться о гонораре. Получив по возможности неплохой задаток, адвокат приступал к делу. Перед ним, как и перед любым другим членом адвокатского братства, стояли две задачи, определявшиеся профессиональной этикой: оправдать и обобрать. А офицер получал свои пятнадцать процентов с каждого гонорара. Наличными, разумеется.
Скэнлон удивился, когда 4 июля седовласый адвокат вошел в сопровождении молодой женщины лет двадцати. Он не любил Обри Уайта, так же как и других судебных кровопийц или полицейских, имеющих с ними дело. В то же время Скэнлон, как и многие другие полицейские, понимал, что тут уже ничего не поделаешь. Практика подсовывания клиентов складывалась годами, о ней знал каждый окружной прокурор, а все честные полицейские презирали эту систему.
Обри Уайт всем своим внушительным весом оперся на трость с серебряной рукояткой.
— Тони, старина, эта девочка — дочь моей любимой сестры. Ее зовут Рина Бедфорд. Она попросила своего дядюшку Обри оказать ей моральную поддержку, пока она будет рассказывать о связи с Джо Галлахером, погибшим как герой.
У Рины Бедфорд, миловидной молодой особы, были длинные волосы и невинные темно-карие глаза. У Скэнлона в голове не укладывалось, что она могла быть как-то связана с Джо Галлахером.
— Ну, что скажете, Тони? — спросил адвокат.
— Надо связать концы с концами, советник.
Губы законника тронула задумчивая улыбка.
— Моя племянница — объект уголовного расследования?
— Нет, — прямо ответил Скэнлон.
— Может ли моя племянница помочь обвинению?
— Не вижу такой возможности.
Скэнлон заметил, как при этих словах Рина Бедфорд едва заметно улыбнулась.
Адвокат принялся описывать в воздухе круги рукой с видом человека, готового поделиться с вами всеми тайнами жизни.
— Позвольте мне, если можно, перефразировать несколько недавних решений…
Теперь уже Скэнлон поднял руку, словно желал прервать выступление оратора. Но куда там! Придется смириться с поражением и слушать до конца. Нельзя мешать адвокатам устраивать представления перед клиентами, это крайне раздражает их.
Обри Уайт продолжал:
— Во время расследования преступления подзащитный, имеющий адвоката, не может подвергаться допросу, даже если он не арестован и не задержан. Полиции запрещено вести допрос в отсутствие адвоката. Дело «Народ против Скиннера».
От волнения у Скэнлона начались фантомные боли. Лью Броуди сидел на стуле, слушал и постукивал кулаком по ладони. Глаза его налились кровью, рубаха выбилась из штанов, на висках набухли жилы.
Говард Кристофер, считавший всех адвокатов, за исключением Роя Коэна, коммунистами, привалился к стене и, сверкая глазами, жевал сушеную морковку для жюльена. Это был дурной знак.
— Когда обвиняемого в уголовном деле представляет адвокат, полиция не имеет права задавать вопросы в отсутствие защитника. Дело «Народ против Роджерса».
Скэнлон никак не мог понять, зачем адвокатам щеголять своей профессиональной доблестью. Он взглянул на часы, показывавшие время и по военному и по гражданскому отсчету, и решил, что пора кончать представление. Рина Бедфорд была далеко не последним свидетелем. Кроме того, ему не нравилось выражение лиц Броуди и Кристофера. Ему совсем не хотелось перепалки между адвокатом и детективами, поэтому он еще немного послушал защитника, а потом умоляюще поднял руку.