В мансарде Тони Скэнлона были высокие потолки и огромные окна во всю стену. Пол был выложен наискосок паркетными дощечками на полиуретановой подстилке. На кухне были гранитные стойки. Стены из неоштукатуренного кирпича, от пола до крыши — две стальные опорные колонны. Тут и там небрежно разбросаны коврики, мебель в комнате — из настоящего дерева. Посреди комнаты стоял обеденный стол из толстого матового стекла на крепких стальных ножках. Вместо стульев — бочонки. Кровать с медной спинкой и пологом была гордостью Скэнлона. Стенка над нею была обита батиком с изображением Нептуна верхом на дельфине в пучине моря.
Скэнлон купил эту мансарду на деньги, занятые в пенсионном фонде и городском кредитном Союзе. Домовладелец Джек Финберг, превративший мансарды в квартиры, знал Скэнлона и предложил ему купить жилье по дешевке.
Финберг, бывший букмекер из Бруклина, смело вкладывал свои деньги в недвижимость. Пятнадцать лет назад его дочь изнасиловали, когда она возвращалась из Бруклинского колледжа. Расследование этого происшествия поручили детективу Тони Скэнлону. Спустя три дня Скэнлон и детектив Хоукинс арестовали на Бэйнбридж-стрит Лесли Брауна по подозрению в изнасиловании дочери Финберга. Бритоголовый здоровяк неистово сопротивлялся при аресте. Во время драки он сломал нос детективу Хоукинсу. В официальном рапорте сообщалось, что, пытаясь убежать, Браун выскочил из квартиры и полез по пожарной лестнице. Потеряв равновесие, он упал с третьего этажа и напоролся на острую ограду перед зданием.
Брауна быстро отправили в больницу, где врачи осмотрели его и прооперировали, в результате чего бандит остался без гениталий. Потом Браун жаловался адвокату, что детектив Скэнлон, увидев своего коллегу без сознания на полу, потерял самообладание и стал бить его дубинкой по голове и туловищу. Он также утверждал, что Скэнлон поднял его с пола и сбросил с пожарной лестницы, пользуясь тем, что Браун лишился чувств.
Скэнлон упрямо отрицал предъявленные ему обвинения. Благодаря этому случаю Лесли Браун заговорил меццо-сопрано, а Тони Скэнлон приобрел квартиру.
Скэнлон поднялся к себе, как обычно, по пожарной лестнице и сразу задернул все шторы на окнах. Убедившись, что двери заперты, он еще раз проверил, плотно ли зашторены окна. Его всегда раздражало любопытство обитателей Манхэттена. Хотя Грейт-Джонс-стрит была тихой улицей, Скэнлон все равно опасался стать объектом слежки какого-нибудь извращенца с биноклем. То, что он собирался сделать, было его тайной, и он не желал ее раскрывать.
Скэнлон прошел в спальню, разделся, подошел к комоду и открыл один из ящиков. Достав новый корсет, он надел его, осторожно натягивая на протез. Скэнлон всегда надевал корсет, поддерживавший протез во время упражнений.
Он подошел к музыкальной системе и включил кассету с аэробикой Ричарда Симмонса. Полчаса Тони Скэнлон занимался аэробикой. Многочисленные паломничества к докторам не освободили его от хромоты. Только присущее ему упрямство принесло результат: помогли аэробика и долгие изнурительные прогулки по городу, но больше всего — его несгибаемая решимость остаться в полиции.
Приняв душ, Тони надел синий махровый халат, сел за стеклянный стол и раскрыл личное дело Джо Галлахера. В нем его характеризовали как умелого руководителя, отличного организатора, имеющего большой авторитет среди подчиненных. Ерунда! Это совсем не совпадало с тем, что Скэнлон услышал от Германа Германца. В деле лежали письма от различных религиозных и общественных организаций с благодарностями в адрес Галлахера.
Скэнлон пролистал старый рабочий блокнот Галлахера. У каждого полицейского был такой блокнот, чем-то напоминающий вахтенный журнал. По уставу, в нем полагалось вести подробную запись каждого дежурства: число, маршрут, задание и многое другое. Туда полагалось заносить рапорты о выполненных заданиях, всех событиях, смене мест патрулирования и отлучках с поста. Если во время дежурства ничего не случалось, полицейские должны были записать: «Ничего примечательного» — и подписаться. Блокнот Галлахера пестрел такого рода записями. Это не удивило Скэнлона. Полицейские, хорошо знающие нравы улицы, старались записывать в свои блокноты как можно меньше. Все, что хоть раз попадало на его страницы, могло послужить поводом для вызова в суд. Ни один полицейский еще не попал в тюрьму за то, что, поклявшись на Библии, заявлял, будто ничего не помнит.