Скэнлон взглянул на него. Как много трагедий происходит из-за таких вот полицейских. Слишком много. В таких случаях Скэнлон всегда думал о том, каково их детям и женам. Он сразу вспоминал, как пьяный отец бил его, возвращаясь с дежурства.
— Слушай, ты — полицейский офицер. Ты обязан прежде всего защищать людей, а не наоборот.
— Лу, я себя не помнил… Я… это никогда не повторится, — пролепетал Макмахон дрожащим голосом.
— Мы отпустим тебя, — сказал Скэнлон, — но при условии, что ты пройдешь лечение.
— Ох, Господи, спасибо, Лу, спасибо.
— Это значит, что ты временно уйдешь со службы и будешь лечиться от пьянства.
Макмахон кивнул.
Скэнлон позвонил советникам полицейской службы здравоохранения и сообщил сержанту, что надо забрать клиента.
Дежурный офицер изнемогал под градом вопросов газетчиков. Он пожаловался Скэнлону:
— Я послал их к дьяволу, но они как прилипли. Лучше выйди и поговори с ними.
Когда Скэнлон появился перед журналистами, они и его засыпали вопросами.
— Какая связь между убийствами Галлахера и Циммерманов?
— Каковы мотивы убийства доктора и жены?
— Вы кого-нибудь подозреваете?
Он взмахнул рукой, требуя тишины.
— Господа, наше расследование обязательно выявит связь между убийствами, если она существует. Но сейчас мы полагаем, что это всего лишь досадное совпадение.
Это вызвало новый поток вопросов. Даже не выслушав их, Скэнлон ответил:
— Дорогие друзья, я был бы очень рад помочь вам, но должен сказать, что делом Циммерманов занимается Девятнадцатый участок. Возможно, они будут вам более полезны.
Раздался голос какого-то репортера:
— Но послушайте, Фейбл из Девятнадцатого отправил нас к вам.
Приятный женский голос спросил:
— Вы полагаете, что лейтенант Галлахер погиб, задерживая грабителя?
— Определенно! — ответил Скэнлон, посмотрев на женщину в черных очках.
— Но, может быть, вы не совсем правы, считая, будто между этими убийствами нет никакой связи?
— Не могли бы вы повторить ваш вопрос?
Она повторила.
— Нет, я не вижу никакой связи, — уверенно ответил Скэнлон.
Посыпались другие вопросы. Скэнлон повысил голос.
— Дамы и господа, я правда ничем не могу вам помочь. Я думаю, что вам следует обратиться к капитану Сакиласки из бюро информации. Он координирует расследование и все вам скажет.
— Вы не подскажете, где можно найти этого капитана Сакиласки? — спросил кто-то из толпы.
— Я думаю, что он, как всегда, в своем кабинете в Первом полицейском участке. Номер его кабинета 1010.
Репортеры резво повернулись к выходу и гурьбой высыпали на улицу. В дежурке остался только Бакмэн, репортер из отдела уголовной хроники «Таймс». Он самодовольно ухмылялся. Скэнлон подошел к нему.
— Сакиласки звучит очень оригинально. У большинства полицейских фантазии хватает только на Маккана или Смита. Но Сакиласки мне нравится. — Он хитро прищурил глаза. — И, если мне не изменяет память, комната 1010 — это пенсионное бюро.
Скэнлон удивленно вскинул брови.
— Я что-то не совсем вас понимаю.
Репортер оглянулся и шепотом предложил отойти в сторонку.
— Мне кажется, вы что-то скрываете в деле Галлахера. Я не очень уверен, но связь между этими двумя убийствами должна существовать.
— Это только ваши фантазии, или вы так не думаете?
— Как раз наоборот. Вы прекрасно знаете, что в наших профессиях есть нечто общее. Мне, так же как и вам, приходится опрашивать огромное количество людей, выяснять факты, которые интересуют не только меня. Кроме того, я привык сдерживать свои обещания, и если я говорю вам, что никому не скажу о нашем разговоре, то будьте уверены, что это именно так. Скэнлон, скажите мне правду.
— Вы напрасно теряете время, — ответил Скэнлон и собрался уходить.
— Подождите!
Скэнлон остановился.
— Общество имеет право знать правду,
— Общество имеет право знать, что люди, которые стоят на страже закона, всегда будут делать все возможное, чтобы расследование успешно завершилось. И именно так все и будет, мистер Бакмэн. Заканчивая наш разговор, я хочу напомнить, что мы имеем право не разглашать важную информацию до окончания расследования. Так что налицо противоречие в правах.
— Я всегда восхищался вами, Скэнлон! Потеряв ногу, остаться полицейским — не каждый на это способен. Думается, иногда вам приходится туго.
Скэнлон ухмыльнулся и поставил искусственную ногу на ступеньку лестницы.
— Минуточку, Скэнлон, постойте.
Скэнлон обернулся.