Гомес закрыл глаза, потер виски и тяжело перевел дух.
— Они наехали на меня со всех сторон, Скэнлон. Служба разваливается. Нужно время, чтобы эти скандалы забылись. Галлахер — единственный герой, которым сегодня может похвастаться Служба, но теперь, после всего случившегося, даже его могут спустить в унитаз. — Гомес отхлебнул кофе. — Я работаю комиссаром уже пятьдесят пять месяцев. Еще пять — и мне дадут комиссарскую пенсию. Мне нужно время, чтобы избавиться от газетчиков и избавить от них всех нас.
Скэнлон рассказал ему о своей сделке с Бакмэном.
— Кроме него есть десяток других репортеров. Необходимо арестовать кого-нибудь по делу Галлахера. Тогда газетчики поверят, что оно никак не связано с убийством Циммерманов в Манхэттене. — Он строго взглянул на Скэнлона. — Но связь существует, не так ли?
— Да, я уверен.
— Лейтенант Фейбл того же мнения?
— Да.
— Вы покопались в жизни Галлахера и нашли связь с Циммерманами?
— Нет. И я не обнаружил никаких формальных нарушений со стороны Галлахера, которые могли бы навредить Службе.
— Его личной жизни за глаза хватит, чтобы посадить в лужу все управление. — Он на мгновение задумался, глядя в свою чашку. — Лу, я не хочу, чтобы вся эта скандальная огласка толкнула меня на глупый шаг. — Он ударил кулаком по столу. — Я хочу, чтобы вы выиграли для нас время. Тогда мы сможем вести дело без давления со стороны газет и телевидения.
— Джек Фейбл обнаружил свидетеля, который, вероятно, видел преступника, когда тот входил в «Кингсли-Армс» и выходил оттуда.
— От свидетелей нам сейчас не больше проку, чем быку от вымени, — сказал Гомес, взбалтывая содержимое своей чашки. Потом он поставил ее, встал и подошел к забранному сеткой окну. Глядя на свое отражение в грязном стекле, он поправил галстук.
«Вечно гонится за модой», — подумал Скэнлон.
— Не будь я уверен в обратном, я бы подумал, что этот психопат, карлик, которого мне подсунули в качестве начальника следственного управления, угробил эскулапа и его жену, чтобы подсидеть меня. — Он повернулся. — Давайте повторим, что нам известно по делу.
Следующие полчаса Скэнлон излагал комиссару полиции подробности убийства Галлахера и Циммерман. Гомес слушал молча. Когда Скэнлон закончил, лицо комиссара стало мрачнее прежнего.
— Расскажите мне еще раз об этом Эдди Хэмиле.
Скэнлон повторил свой рассказ.
— Вы вычислили, где живет Хэмил?
— Да.
— Я думаю, что нам следует найти и арестовать Хэмила. Так мы выпустим пар, выиграем время. Арест — самый лучший способ отбить у газетчиков интерес к делу.
Скэнлон вздохнул.
— Комиссар, Эдди Хэмил из тех людей, до которых нелегко добраться. — Он потер щеку. — Хорошо, даже если мы его и поймаем, в чем его обвинить?
— В чем угодно! В том, что рожа постная. В том, что подделывается под человеческое существо. Лишь бы вы обеспечили мне передышку.
— Комиссар, вы только что сами сказали, что боитесь, как бы вас не толкнули на глупый шаг. Преследовать Хэмила, по-моему, и есть глупый ход.
— Может быть. Но сейчас впору хвататься за соломинку, лейтенант. — Он показал пальцем на его протез. — Вы в долгу перед Службой. Она вам помогла. И теперь вы обязаны помочь ей. Кроме того, вы можете ошибиться в Хэмиле. Разве вы никогда не совершали ошибок при расследований? Ваш Уолтер Тикорнелли, может быть, врет. Есть сотня возможных вариантов. Может, Хэмил и есть убийца.
— И все равно я думаю, что это — плохой ход.
— Осчастливьте комиссара полиции, лейтенант. Приведите Хэмила на допрос. Кто его знает, может быть, и сорвете банк.
Скэнлон опять собрался вежливо возразить, но тут дверь распахнулась, и в комнату влетел потный Макаду Маккензи.
— Комиссар, — сказал он и кивнул.
Комиссар полиции улыбнулся. Служебный телеграф действовал по обыкновению прекрасно. Не успел комиссар подняться по лестнице, как дежурный по участку позвонил наверх, предупредить своих. Гектор Колон выбежал в коридор, увидел, как полицейский комиссар устало тащится по лестнице, и вернулся в дежурку, крича: «Смирно!» Тем временем дежурный позвонил в участок северного Бруклина. Дежурный сержант принял сообщение и тотчас связался с северным патрульным и северным следственным отделами Бруклина. Через десять минут все участки и отделы в пределах Нью-Йорка были оповещены о том, что Бобби Гомес отбыл из управления в 93-й участок.
— Шеф, — сказал Гомес, и улыбка озарила его миловидное латиноамериканское лицо.
Комиссар заставил Скэнлона подробно рассказать Маккензи о Хэмиле. Когда Скэнлон умолк, Гомес спросил своего помощника, подойдет ли, по его мнению, Хэмил на роль козла отпущения в деле об убийстве Галлахера и Циммерман.