– Ты был с Джулианой?
– Да.
Я чувствую, как внутри у меня что-то обрывается. Теперь мне страшно.
– Где ты с ней встретился?
– Позаботься лучше о своем алиби, Джо.
– Отвечай.
– Мы пообедали. Она хотела меня видеть. Спрашивала о твоем состоянии. Она не верила, что ты скажешь ей правду.
– А после обеда?
– Мы пришли сюда и выпили кофе.
– Джулиана беременна. – Это утверждение, а не вопрос.
Я вижу, как он снова собирается солгать, но передумывает. Теперь между нами полное взаимопонимание. Все мелкие обманы и полуправды Джока унизили его.
– Да, она беременна. – Он тихо смеется. – Бедняга Джо, ты не знаешь, радоваться тебе или огорчаться. Неужели ты ей не доверяешь? Разве ты ее не знаешь?
– Я думал, что знаю тебя.
Наверху шумит туалет. Раздаются шаги. Джулиана готовится ко сну.
– Письма Кэтрин – она писала их тебе?
Он снова молчит. Я должен догадаться сам.
Его молчание бесит меня. Я хочу взять его теннисную ракетку и заехать ему по коленной чашечке. Ах вот оно что! Ответ. У меня с Джоком одинаковые инициалы – Дж. О. Так, наверное, она обращалась в письмах. Она писала их ему.
– Ты должен сказать полиции.
– Может, я должен сообщить им о твоем местонахождении?
Он не шутит. Внутри меня поднимается желание его убить. Я устал соревноваться.
– Это из-за Джулианы? Ты что, думаешь, что все эти годы я грел для тебя место? Забудь об этом. Она не прибежит к тебе за помощью, если со мной что-нибудь случится. Не прибежит, если ты меня предашь. Ты не сможешь жить с самим собой.
– Я уже живу с собой, и в этом вся беда. – Его глаза блестят, а гулкий голос дрожит. – Тебе, Джо, очень повезло с семьей. Мне это не удалось.
– Ты не мог постоянно жить с одной женщиной.
– Я не нашел подходящую.
На его лице написано разочарование. Внезапно мне все становится ясно. Я вижу жизнь Джока такой, какая она есть: серия горьких разочарований, где все ошибки повторяются снова и снова, поскольку он не в силах изменить себя.
– Убирайся из моего дома, Джок, и держись подальше от Джулианы.
Он собирает вещи: портфель и куртку – поворачивается ко мне, достает ключ от входной двери и кладет его на стойку кухни. Я замечаю, как он бросает взгляд на лестницу, словно прикидывая, стоит ли попрощаться с Джулианой. Решает этого не делать и уходит.
Когда за Джоком закрывается дверь, я чувствую опустошающее, гложущее сомнение. Полицейские все еще здесь. Ему ничего не стоит сказать им про меня.
Не успеваю я осмыслить опасность, как вниз спускается Джулиана. У нее почти сухие волосы, на ней штаны от пижамы и джемпер. Не шевелясь, я наблюдаю за ней из сада. Она наливает стакан воды и поворачивается к французскому окну посмотреть, заперто ли оно. Ее глаза встречаются с моими, и в них не отражается никаких чувств. Она наклоняется и берет спортивную куртку, висящую на спинке стула. Накидывая ее на плечи, она выходит в сад.
– Что с тобой случилось?
– Я упал с забора.
– Я говорю о твоем ухе.
– Паршивый тату-мастер.
Джулиана не настроена на остроумные комментарии.
– Ты что, следишь за мной?
– Нет. С чего ты взяла?
Она пожимает плечами.
– Кто-то следит за домом.
– Полиция.
– Нет. Кто-то еще.
– Джок сказал, что кто-то пытался влезть в дом.
– Ди Джей их спугнул. – Она говорит о нем, словно о сторожевой собаке.
Свет падает сзади, создавая легкий ореол вокруг ее головы. На ногах у Джулианы «самые уродливые тапочки в мире», которые я купил ей в сувенирном магазине при одной ферме. Я не могу придумать, что сказать. Просто стою и не понимаю, подойти ли ближе. Момент упущен.
– Чарли хочет котенка на Рождество, – говорит она, кутаясь в куртку.
– Я думал, это было в прошлом году.
– Да, но теперь она открыла прекрасное средство. Если хочешь котенка, проси лошадь.
Я смеюсь, и она улыбается, не сводя с меня глаз. Следующий вопрос сформулирован с ее привычной прямотой:
– У тебя был роман с Кэтрин Макбрайд?
– Нет.
– У полиции есть ее любовные письма.
– Она писала их Джоку.
Ее глаза расширяются.
– У них был роман еще в Марсдене. Джок и был тем женатым мужчиной, с которым она встречалась.
– Когда ты это узнал?
– Сегодня.
Ее взгляд все еще прикован ко мне. Она не знает, верить или нет.
– Почему Джок не сообщил полиции?
– Я пытаюсь это понять. Я не доверяю ему. И не хочу, чтобы он крутился здесь.
– Почему?
– Потому что он солгал мне, утаил информацию от полиции и должен был встречаться с Кэтрин в ту ночь, когда она умерла.
– Ты шутишь! Ведь ты о Джоке говоришь. Он твой лучший друг…
– И моя жена обеспечила его алиби. – Это звучит как обвинение.
Ее зрачки сужаются до размеров игольного ушка.
– Алиби для чего, Джо? Ты думаешь, что он кого-то убил, или полагаешь, что он спит со мной?
– Я этого не говорил.
– Нет. Ты никогда не говоришь то, что думаешь. Ты все окружаешь скобками, кавычками и вопросительными знаками. – Она заводится. – Если ты такой блестящий психолог, тебе надо присмотреться к собственным недостаткам. Мне надоело тешить твое эго. Хочешь, чтобы я повторила? Вот список. Ты совершенно не похож на своего отца. Твой пенис нормального размера. Ты проводишь достаточно времени с Чарли. Тебе не стоит ревновать к Джоку. Моей матери ты действительно нравишься. И я не сержусь на тебя за то, что ты испортил мой черный кашемировый джемпер, оставив в карманах платки. Удовлетворен?
Десять лет скрытой терапии, сконцентрированные в шести отрывистых фразах. Боже мой, эта женщина хороша. Соседские собаки начинают лаять, словно хор, призванный одобрить ее речь.
Она поворачивается, собираясь уйти в дом. Я не могу отпустить ее так, поэтому начинаю говорить: рассказываю всю историю о том, как нашел автобиографию Кэтрин и обыскал квартиру Джока. Я пытаюсь казаться рассудительным, но боюсь, что все это выглядит так, словно я хватаюсь за соломинку.
Ее красивое лицо выглядит усталым.
– Ты в ту ночь встречалась с Джоком. Куда вы ходили?
– Он водил меня поужинать в Бейсуотер. Я знала, что ты не расскажешь о диагнозе. Хотела спросить его.
– Когда ты ему позвонила?
– В тот день.
– Во сколько он ушел отсюда?
Она грустно качает головой.
– Я тебя не узнаю. Ты одержим. Я не из тех, кто…
Я не хочу этого слышать. Я выкрикиваю:
– Я знаю о ребенке.
Она слегка дрожит. Возможно, из-за прохлады. И тогда в ее глазах я вижу, что мы друг друга теряем. Пульс становится слабее. Может, она и хочет быть со мной, но обойдется и без меня. Она достаточно сильна, чтобы справиться в одиночку. Она пережила потерю отца, страх за Чарли, когда та в полтора года болела менингитом, биопсию правой груди. Она сильнее меня.
Я медленно ухожу, вдыхая холодный воздух. Потом оглядываюсь на дом. Кухня уже погружена во тьму. Я вижу, как Джулиана поднимается, выключая по пути свет.
Джок далеко. Даже если он скажет Руизу правду, сомневаюсь, что ему поверят. На него посмотрят как на друга, пытающегося спасти меня. Я пересекаю сад Фрэнклинов и выскальзываю на боковую дорожку. Потом иду к Вест-Энду, наблюдая за тем, как моя тень то появляется, то исчезает под фонарями.
Проезжающий мимо кеб замедляет движение. Водитель смотрит на меня. Я открываю дверцу.
Элиза не считает себя пророком и не любит, когда журналисты изображают ее евангелисткой, спасающей девушек от улицы. Она также не считает проституток «падшими женщинами» или жертвами жестокого общества.
Во всех нас есть скрытые таланты, но Элиза в глубине себя отыскала бриллиант. Это открытие свершилось, когда она дошла до самого низа, – через шесть месяцев после освобождения из тюрьмы. Совершенно неожиданно она оставила мне в Марсдене сообщение: только адрес и никаких подробностей. Не знаю, каким образом она меня нашла. Элиза изменилась – минимум косметики, короткая стрижка. В темной юбке и жакете она походила на мелкого служащего. У нее была идея, и она хотела узнать мое мнение. Пока она говорила, я чувствовал, как изменилась погода: не снаружи, а в ее голове.