Мэгги встала и подалась вперед, просунув голову между сиденьями. Она была такая большая, что, казалось, заполнила собой всю машину, и ее голова возвышалась над ним.
Скотт смотрел на пустую улицу, но для него улица не была пустой. Он видел «кенворт» и «бентли». Он видел людей в черном.
Он посмотрел на Мэгги, потом снова на улицу — но теперь улица была пуста. Он слышал дыхание Мэгги, чувствовал ее тепло.
— Мою напарницу убили. На этом самом месте.
Его глаза наполнились слезами, он всхлипнул. Потом еще и еще, не в силах остановиться. Боль прорвалась потоком рыданий, сотрясавших его тело; в глазах все плыло. Он пытался успокоиться, вдохнуть, он хватал воздух ртом, стонал, закрывал лицо. Слезы лились, а в ушах звучал собственный голос: «Выключи двигатель… Не бойся, я тебя защищу». Потом наплывал голос Стефани, преследуя и не отпуская: «Скотти, не бросай меня… не бросай… не бросай…»
В конце концов он взял себя в руки. Вытер слезы и сопли. Мэгги наблюдала за ним. Он сказал:
— Я не сбежал. Богом клянусь, я не сбежал, но она-то этого не знает…
В карих глазах Мэгги светилась доброта. Она заскулила, словно чувствуя его волнение, и лизнула ему лицо. Слезы немедленно потекли опять, Скотт закрыл глаза и сидел так, а Мэгги слизывала слезы с его щек. Скотт обнял собаку и уткнулся лицом в ее шерсть.
— Ты лучше, чем я. Ты не бросила напарника. Ты не подвела.
В то утро Скотт должен был привезти Мэгги на тренировочное поле к семи, но он выехал пораньше и вернулся на место расстрела. Он хотел посмотреть на здание магазина Шина при свете дня. Он ехал той же дорогой, что и ночью, и теперь при приближении к перекрестку Мэгги насторожила уши.
— У тебя хорошая память, — сказал Скотт. Мэгги скульнула. — Привыкай. Я часто сюда приезжаю.
Мэгги встала между двумя передними сиденьями, заполнив собой всю машину, и стала смотреть вокруг.
На часах было пять сорок две: светло, но еще рано. Улицы заполняли грузовики, развозившие товары по магазинам. Скотт отодвинул Мэгги, чтобы видеть дорогу, свернул на улицу, где ждал «кенворт», и остановил машину перед магазином Шина. Потом взял Мэгги на поводок, выпустил ее на тротуар и стал осматривать «Азия экзотика». Витрина была закрыта опущенной металлической шторой, похожей на гаражную дверь. Штора крепилась к железным кольцам, вбитым в тротуар. Другие магазины на улице имели такую же защиту с той только разницей, что замки, штора и дверь Шина были покрыты нетронутой въевшейся грязью. Похоже, не открывали магазин уже давно.
Скотт повел Мэгги к переулку. Она шла у его левой ноги, как учили, но, пожалуй, слишком близко, к тому же с поджатым хвостом и опущенными ушами. На проезжавшие автомобили она смотрела так, словно боялась, что они вот-вот выскочат на тротуар. Дойдя до переулка, Скотт остановился и огладил ей спину и бока. В ушах у него звучала назидательная речь Леланда.
Собаки, они же не машины. Они живые, чувствительные, теплокровные творения Господа, и они будут вас любить всем своим сердцем! Они будут вас любить, когда ваши жены и мужья воткнут нож вам в спину. Увидев ваш позор, они не осудят вас. Собаки будут самыми честными, самыми лучшими партнерами, каких только можно пожелать, они за вас жизнь отдадут. И единственное, о чем они просят, единственное, чего они от вас хотят и что им нужно, — это всего лишь доброе слово.
Тремя часами раньше это живое, чувствительное, теплокровное творение Господа слизывало слезы с его лица, а сейчас дрожит, когда мимо проезжает какой-то мусоровоз. Скотт погладил ее по спине и шепнул ей в ухо:
— Это нормально, что ты боишься. Я тоже боюсь.
Таких слов он никогда не говорил ни одному живому существу. И опять глаза его увлажнились, потому что ему захотелось сказать те слова, и он все-таки сказал их, гладя ей спину: «Я тебя защищу».
Потом он поднялся на ноги, вытер глаза и вытащил из кармана целлофановый пакет. Колбасу он заранее нарезал на кусочки. Поощрение едой не приветствовалось, но он решил, что будет это делать, поскольку с Мэгги это работает.
Не успел он открыть пакет, как Мэгги вскинула голову. Уши стали торчком, ноздри затрепетали.
— Хорошая девочка, да, ты моя маленькая. Ты же ведь храбрая собака, да?
Она схватила кусок, словно умирает от голода, и заскулила, прося еще. Он выдал еще кусок, убрал пакет и свернул в переулок. Теперь Мэгги шагала поживее и все косилась на его карман.