- Галина Николаевна… Вас зовут и Галей тоже. Отчего же это непозволительно мне?
- Галей меня зовут те, кому я это позволяю. Вы не входите в их число.
- Что ж… Вы тоже не входите в число тех, кому я позволяю бесцеремонно будить себя в три ночи… Галя.
Сделав акцент на последнем слове и с издёвкой ухмыльнувшись, Ян демонстративно уронил голову на стол.
Подавив желание ударить его в затылок, Рогозина медленно произнесла:
- Ян Витальевич, несколько часов назад вы хотели нам что-то сообщить.
Гольдман не отзывался.
- Если вы намерены игнорировать мои вопросы, я вынуждена буду принять меры.
Тишину допросной нарушал только звук их дыхания. Гольдман, устроившись на столе, делал вид, что дремлет. Где-то в глубине души Рогозина чувствовала, как дико ему завидует: сейчас его отведут в камеру, и он уснёт. Завтра с утра, язвительный и изощрённый, вновь будет изводить её, сидя на этом же стуле. А ей предстоит очередная страшная, долгая ночь, когда в глаза будто песка насыпали, но уснуть невозможно. Затем – ещё один не менее длинный день, как минимум два часа из которого лежащий перед ней человек превратит в ад. И ей нужно как-то пережить ещё семь таких суток. Как-то пережить. Как-то переиграть.
- Увести.
Гольдман кулём повис на руках вошедшего сотрудника. Вдоволь насладившись тем, как опер пытается сдёрнуть его со стула, протёр глаза и, позёвывая, побрёл к выходу. Когда дверь захлопнулась, Рогозина, понимая, что он её уже не услышит, с бессильной злостью сбросила на пол папку и крикнула:
- Актёришко!
А через секунду из коридора донёсся ответный вопль:
- Галя!
- Урод, - тихо прошептала она, даже не обратив внимания на опасные звенящие ноты, скользнувшие в голосе.
*
- В чём дело, Ян Витальевич? Сейчас два часа дня. Почему вы отказываетесь идти на допрос?
Рогозина сидела в КПЗ напротив Гольдмана. Их было только двое – охранник ждал в коридоре. Ян, недовольно морщась, пил воду из алюминиевой кружки с отколотым краем, полковник, прищурившись, просматривала его заявление.
- Вам не принесли завтрак… Вот как.
- И обед тоже. По какому праву меня оставили голодным?
Не ответив, Рогозина встала и направилась к выходу.
- По какому праву? – повысил голос Гольдман. В один прыжок преодолев расстояние между ними, он схватил её за локоть: - Кто позволил вам так обращаться с заключёнными?
Презрительно высвободив локоть, Рогозина взялась за ручку двери.
- Отвечайте!
- Сегодня ночью вы предпочли меня не услышать. Сейчас я предпочитаю не услышать вас.
Дверь захлопнулась. Обратившись к дежурному, Рогозина произнесла:
- Выведите изображение с камеры наблюдения на мой компьютер. И изымите у подследственного все острые предметы, в первую очередь, бритвенный станок и зажигалку.
*
В половине третьего на пороге кабинета возник зевающий Тихонов.
- Галина Николаевна, кофе.
- Ты чего ещё здесь, Иван? Давно домой пора!
- Не, - помотал головой Тихонов. – Я без вас не уйду… Вы же опять к этому собрались?
Рогозина тяжело кивнула и приняла чашку.
- Спасибо, Вань. Но ты иди всё-таки хотя бы в буфете поспи… Завтра работать.
Тихонов махнул рукой – правда, получилось недостаточно беспечно, - и исчез за дверью.
*
- Итак, вы хотите сообщить нам некую информацию.
- Я хочу есть и спать. Пока я этого не получу, разговаривать нам не о чём.
Рогозина встала из-за стола и вышла, вернувшись через некоторое время с чашкой кофе – тем самым, что заварил для неё Тихонов.
- Ваша информация в обмен на кофе.
- Не дождётесь, - издевательски улыбнулся Гольдман. – Пить кофе я согласен только в одной из чешских кофеен. И только вместе с вами.
========== Часть 2 ==========
- Галь, на тебе лица нет. Хватит. Прекращай это.
- Ты предлагаешь отдать на его милость тысячи людей? Отступить, расписаться в своём бессилии, признать, что мы ничтожны? Валя! Валя!.. Если есть хоть один шанс… Хоть миллионный, хоть миллиардный…
- Какой шанс, Галя? О чём ты говоришь? – Антонова, перестав мерить шагами кабинет, резко остановилась прямо напротив полковника. – Разве ты ещё не поняла, что всё это безнадёжно? Ты же занимаешься мазохизмом, Галя!
Рогозина, сжав руками виски, тоже встала и, встретив взгляд Антоновой, неестественно спокойно произнесла:
- Валечка, родная моя, мы работаем вместе уже шесть лет. Ты не можешь не понимать, ты прекрасно знаешь, что по-другому нельзя. Есть полковник Рогозина, которая должна сделать всё, что в её силах. Должна, слышишь? А меня, которая имеет право бояться, ненавидеть или не хотеть чего-либо, в этих стенах нет. И даже если этот призрачный, нелепый шанс отсутствует – да, да, я признаю, его нет! – пока есть время, я буду работать с Гольдманом. Называй это как хочешь, - садизмом, мазохизмом, чем угодно – только не пытайся мне помешать.
Антонова вскинулась, желая что-то сказать, но Рогозина жестом заставила её замолчать.
- Не надо убеждать меня, что это не ты подсыпала в чай снотворное. И не говори, что вчера утром у моей машины просто так спустило колесо. И… - полковник не закончила – внезапно всхлипнув, Антонова уткнулась ей в грудь.
- Валя… Валюш… Ну ты чего? – опешив от её внезапных слёз, Рогозина осторожно прижала Валентину к себе, одновременно шаря левой рукой по столу в поисках прочно обосновавшегося там успокоительного.
- Жалко тебя… Галя… На тебя смотреть страшно… И всё впустую…Урод ё*аный…
- Валя!!!
Антонова, икая, проглотила таблетку и дерзко уставилась на Рогозину.
-А как ещё его прикажешь называть? Ненавижу!
- Всё, всё, Валечка… Успокойся. Всё это когда-нибудь закончится…
- Закончится…- эхом откликнулась Валентина.
«Закончится. Взрывом в метро. Седьмого апреля» - горько добавила про себя Рогозина.
***
- Ну так как насчёт чешской кофейни? – Это была только первая фраза, а руки уже непроизвольно сжались в кулаки.
- Господин Гольдман, давайте оставим это в стороне. Я знаю, что…
- Как же это в стороне, Галина Николаевна? Такой шанс… Такая женщина…
- …знаю, что вы чего-то ждёте. Момента, условного сигнала, отклика своих сообщников – и после этого собираетесь кинуть в меня ещё один огрызок сведений. Предлагаю вам сделать это сейчас, поскольку всякая ваша связь с внешним миром пресечена. В том числе, - Рогозина не без удовольствия позволила себе улыбнуться, - через подставного конвойного.
Если Гольдман и выдал своё волнение, то только секундной бледностью.
- Сказать честно, я удивлён. Вы не слишком торопились раскрыть этого чурбана в форме.
- Разумеется. Это наш человек.
- Блефуете, Галина Николаевна! – Гольдман внезапно развеселился.- Ай, блефуете!