Закончив свою пафосную речь, Фима украдкой оглядела пассажиров в вагоне. Всем ли было хорошо слышно? Все ли поняли, как она образована и эрудирована?
Дашка заметила Фимино беспокойство и решила, что, в сущности, она — совсем ребенок. Недолюбленное и закомплексованное дитя.
На вахте их долго не хотели впускать. Потом вышел заспанный дядька в трико, узнал Фиму и провел их с Дашкой к коменданту общежития. Переговоры заняли полчаса. Проверив Дашкин паспорт и не обнаружив московской регистрации, комендант вознамерился содрать за комнату побольше. Фима, не ожидавшая такого поворота, смерила Дашку испепеляющим взглядом и кинулась торговаться. Сошлись на том, что Даша станет убираться на третьем этаже в доплату за комнату.
— Значит, ты провинциалка? — прошипела Фима, когда они поднимались по лестнице к будущему жилищу.
— Ага.
— А чего молчала? — зло осведомилась Фима.
— А стала бы ты со мной разговаривать? — в тон ответила Дашка.
— Больше сюрпризов не будет, надеюсь?
Дашка покаянно прижала руки к груди.
— Внебрачных детей у меня нет. От правосудия я не скрываюсь. Так что сюрпризы кончились, не успев начаться. Вообще-то спасибо тебе.
— На здоровье, — буркнула Фима, открывая дверь.
Комната действительно была большой. Или казалась таковой из-за отсутствия мебели.
— Вот ублюдок, не предупредил, что даже кроватей нет! Ищи теперь по всей общаге!
Фима прошла к окну и пнула со всей дури стопку газет, оставленных, видимо, прежними жильцами. В ту же секунду раздался дикий вопль, Фима запрыгала на одной ноге. Дашка испуганно засуетилась, сбросила сумку и разгребла газеты. Какой-то шутник прикрыл ими кирпич, с которым столкнулась Фимина нога.
— Козлы! Уроды! — орала поэтесса, тяжело подскакивая на месте.
— Может, компресс наложить? — сочувственно предложила Дашка.
Кое-как успокоились, но Фима все еще порывалась набить коменданту морду.
— Ты же за вещами собиралась, — напомнила Дашка, — поезжай, я пока здесь приберусь.
— Что прибираться? Мебель искать надо, хотя бы койки, — Фима закурила и двинулась к двери, — ладно, попробую у ребят спросить. А ты пока пол здесь протри.
Через некоторое время Фима вернулась вместе с двумя невзрачными девицами.
— Это Валя и Дуняша. Они говорят, что в подвале есть кровати, надо всем вместе идти, а то не дотащим.
— А что, мужиков нет? — удивилась Дашка.
— Есть. Но все пьяные, — сообщила одна из девушек.
Дашка удивилась еще больше. Отец, какой бы он ни был пьяный, всю тяжелую работу брал на себя. Стоило Даше только заикнуться, и он, покачиваясь, бубня под нос любимую «Калинку», шел выжимать простыни и пододеяльники, сдавать бутылки, переставлять мебель.
— Ну, пошли, — поторопила Фима.
Они спустились в подвал, кряхтя подхватили железную кровать и начали восхождение. Охрана провожала их равнодушными взглядами.
— Хоть бы помогли, лбы здоровые, — проворчала Дашка.
В лифт кровать не влезла. На третьем этаже запыхавшимся девушкам встретились две личности в рваных, пыльных штанах и с трехдневной щетиной. Личности о чем-то громко спорили, размахивая руками, и по очереди отпивали из горлышка дешевый коньяк.
— Ребята, помогите, — понимая, что самостоятельного предложения от них не последует, попросила Дашка.
— Чё?
— Кровать дотащить помогите!
— А вы знаете, девушка, что символизирует собой кровать? И почему она называется так, а не иначе?
— Можно иначе, — быстро сказала Дашка, — постель, койка, ложе…
— Стоп, стоп, — поднял руку второй парень, — вы сказали — кровать. От чего же произошло это слово? Что оно означает — «кров», то есть дом и пристанище, или же «кровь», что связано с…
Даша поняла, что сейчас произойдет смертоубийство, и отодвинулась от своей потенциальной жертвы подальше. Парень продолжал глубокомысленный монолог, девушки с кроватью в обнимку двинулись дальше.
— У вас все здесь такие? — поинтересовалась Дашка.
— Угу, — просопела одна из аборигенок.
И тут же веселый мужской бас, раскатившись эхом по гулким коридорам, осведомился:
— Помощь требуется?
Дашка подняла взгляд от заплеванной лестницы. Прямо по глазам ударило яркое предзакатное солнце. Несколько трещин на пыльном стекле показались тропинками, убегающими к горизонту, по краю которого колыхались тяжелые, голубые облака. И оттуда, с солнечных высот, шагнул человек. Теперь можно было разглядеть его скуластое лицо с крупным носом, в нескольких местах помятым, с большими темными глазами, со свежей царапиной на лбу. Можно было разглядеть серьезную улыбку, ежистый подбородок, потертый воротник рубашки, накинутой на крепкие плечи.