Затренькал мобильный.
— Андрей Борисович, никаких сообщений не было, — отрапортовал начальник охраны Николай Сергеевич. — А Кузьмичев еще в обед улетел на юг, это точно.
— Естественно, — усмехнулся Андрей, — зачем ему самому возиться с этим? Что с его ребятами?
— Пока нашли двоих, оттягиваются в бане.
— Взяли?
— Такого приказа не было, — вздохнул Виктор.
Андрей побледнел:
— Ты что — кретин? Я же четко сказал, всех брать! У них мой Степка, это понятно? Какие еще должны быть приказы, вам все надо в рот положить и разжевать?
Он бросил телефон на заднее сиденье и прибавил скорость, мимо полетели высокие дома и яркие рекламные плакаты.
Ему показалось, что все уже было и что сейчас, вдавив педаль газа в пол и цепляясь за руль как за спасательный круг, он снова и снова возвращался к своим страхам, к фарсу и хлопотливой бестолковости последних месяцев. Вместе с бессильной яростью в душу вливалась тоска и четкое ощущение безысходности. Никогда еще Андрей не чувствовал себя таким одиноким, бесполезным, совершенно никчемным. Это была его вина, что Степка сейчас не дома, и хотя Андрей прекрасно понимал, что сыну не помогут его самоуничижения, остановить собственные мысли было ему не под силу. Они неслись, словно скорый поезд, сошедший с рельс, по инерции, на автомате, и все уничтожали на своем пути — надежду, уверенность в своей силе и правоте.
Однако ребята на фирме увидели прежнего Комолова, как обычно спокойно-насмешливого, неторопливого и требовательного.
В офисе было темно и тихо, молча, не зажигая свет, все поднялись в кабинет шефа и расселись, кто где. Комолов был демократичен, при нем необязательно было стоять, вытянувшись в струнку или докладывать по форме. Хотя, поговаривали, он уважал дисциплину и даже служил некоторое время в МВД. О нем вообще говорили много разного, и чаще всего это были взаимоисключающие вещи. Авторитет Комолова от этого не страдал, скорее наоборот — загадочность, многогранность его личности внушали еще большее уважение.
— Ну, парни, что удалось сделать? — с молодецкой удалью крутанулся в кресле Андрей.
— Людей Кузьмичева приводим в порядок, — доложил Виктор, — пьяные свиньи лыка не вяжут, их сейчас в подвале, в спортивном зале откачивают. Остальных его горилл нет в городе. Паша Нос говорит, что у них что-то типа каникул, Кузя всех в свою деревню отправил на пикник.
— Что за деревня? — ухватился Андрей.
— Около Клязьмы где-то, он там себе целый коттеджный поселок отстроил. Ребята туда поехали.
— А телохранителя его глухого-убогого нашли?
Ребята переглянулись, и это их внезапное смятение не скрылось от Андрея.
— Что молчите?
— Глухой этот, Лешка Топорков по прозвищу Топор сегодня вечером был убит. Зарезали его в подворотне.
Андрей присвистнул. С похищением сына это как-то не вязалось — зачем Кузе убивать собственного телохранителя, по слухам, очень преданного ему парня, в такой ответственный момент?
Андрей поднялся.
— К Дашке ребята поехали?
— Уже отзванивались, на месте они. В дом не заходили, караулят у ворот. Там все тихо.
— Значит, так. Виктор, ты возьми парочку ребят и быстро дуй в ту деревню, может, нашим поддержка понадобится. А я по городу буду искать. Дай мне адреса всех Кузиных прихвостней, потреплем их.
Вскоре от красивого здания на Смоленке с визгом отъехали несколько машин. Одного из охранников Андрей оставил на телефоне, другому приказал связаться с родственниками и друзьями Мишки-бухгалтера. Возможно, бывший друг что-то знает о Кузьмичеве, а если так, Андрей заставит его помочь.
Вероятность того, что Степку спрятали в деревне, была невелика, вряд ли Кузя рискнул показать мальчишку всей своей кодле. Но это тоже нужно было учесть и перепроверить.
Сумеречная Москва битком была набита машинами, снова пришлось стоять в пробках и скрипеть зубами от нетерпения.
— В джинсах и футболке? А какие еще приметы? Значит, шрам от аппендицита и синяк на лбу?
— Да, он подрался недавно, — прошелестела слабым голосом Даша.
— Нет, в отделение такой мальчик не попадал. А с кем я говорю? Вы ему кто?
Даша, не задумываясь, соврала, что тетка.
— Я сейчас спрошу у наших. Вы говорите, синяк и шрам?
— Да! Да!
— Он клей не нюхал?
— Что?! Нет, что вы! Не нюхал Степка никакой клей! Что вы такое говорите.