Она видела, что ему нелегко сдержаться. Однако Кирилл спокойно сказал:
— Двести долларов — это большие деньги, Даша. Это для тебя мелочь, с которой и в магазин стыдно выйти, а для нее это большие деньги.
«Большие деньги». Он произносил это словосочетание сквозь зубы, словно боялся выронить, выплеснуть нечаянно самое дорогое. Большие деньги.
Наверное, придется скрывать от него цену новой помады и прятать подальше купленные платья. Наверное, их домработница тоже будет плакаться случайным гостям, что платят ей мало. Впрочем, нет, Дашка просто не отдаст ему ни копейки, и все.
— Зачем вам деньги, Киса? — ухмыльнулась она, поглаживая колено Кирилла.
Он покосился на нее недоуменно.
— Ты о чем?
— Тебе ведь нужны деньги, а не я. Ну, зачем тебе деньги?
— Перестань. Ты напилась, что ли? Я так и знал, что все сорвется из-за ерунды.
Он вскочил, принялся мерить комнату шагами. Дашка следила за движениями его крепких ног. Туда-сюда. Голова у нее кружилась невероятно.
— Сядь, пожалуйста.
— Я сяду. Мы все сядем, если ты будешь вести себя как дура!
Все-таки сорвался. Дашка поймала себя на том, что все это время прикидывала — сорвется или нет. Словно испытывала его терпение.
— Ну, малыш, ну возьми себя в руки, — он сел рядом, прижал ее голову к себе, — осталось совсем немного, и мы забудем и про Комолова, и про Нину Ивановну, и про деньги эти проклятые…
Даша разглядывала узор на его рубашке. Близко-близко были эти серо-голубые причудливо изогнутые линии. Будто сплетение дорог и тропинок. Так страшно было заблудиться.
Она подняла голову, и Кирилл крепко поцеловал ее в губы. Просто изо всех сил прижался к ее рту своим, придавил.
— А ты в своей конторе что сказал? — отстранилась она.
— Господи, да какая разница? Ты думаешь, там кого-то интересует, почему вдруг младший помощник младшего менеджера вдруг не явится на работу? Да никто и не заметит.
Значит, его можно и не заметить, вот так.
— Кир, а откуда у тебя деньги на все это? — пришла к ней внезапная мысль.
Дашка обвела рукой комнату.
— Разве младший помощник младшего менеджера может позволить себе так обставить квартиру? Платить домработнице? Пусть даже двести баксов… Машина опять же. В рестораны ты меня водил…
— Что еще посчитаешь? — перебил ее раскрасневшийся Кирилл. — Раньше тебя совершенно не интересовало, откуда у меня деньги на твои прихоти!
— Мои прихоти? — вскинула брови Дашка.
Кирилл провел рукой по лицу.
— Даш, ты понимаешь, что мы делаем? Мы же ссоримся накануне самого важного дня в нашей жизни!
— Ах, сколько пафоса!!!
— Дашенька, радость моя, девочка моя, успокойся! Мы просто на взводе оба, нам трудно сейчас, очень трудно. Но мы не должны… Посмотри на меня. Ты хочешь уехать со мной?
Она быстро кивнула и часто-часто заморгала, стараясь смахнуть слезы. Она сильная, по крайней мере, она сможет казаться такой. Это просто соринка попала в глаз. Ресницы запутались, слишком длинные у нее ресницы.
Даша перевела взгляд на Кирилла. Он стал целовать ее, и в этих поцелуях не было ласки — только страстное желание успокоить, вернуть все на круги своя, привести в чувство женщину, которая пугала его теперь своим безразличием. Он целовал ее, чтобы не видеть глаз, на дне которых плескалась растерянность. Он пытался убедить ее, что все правильно и все хорошо, что будет еще лучше и она должна лишь немного потерпеть.
Дашка позволила себя убедить, даже почти отрезвела.
Однако, когда они вышли из подъезда и направились в разные стороны, Дашка почувствовала облегчение. Одной ей было проще и лучше, одной, а не с тем, кого подбросила ей, словно неожиданный козырь, насмешница-судьба. А может, и не судьба вовсе? Дашка стояла у дороги с поднятой рукой и думала о том, что Кирилл просто оказался в нужное время в нужном месте. Нужным для нее оказался. Проще говоря, подвернулся под руку.
Она тогда весила восемьдесят три килограмма, и это уже перестало быть для нее катастрофой. Каждое утро, глядя в зеркало, Дашка безразлично хмыкала: «Подумаешь!» И шла на кухню пить горячий шоколад. Потом смотрела сериалы, заказывала пиццу на дом, запивала ее пивом и сладко засыпала до вечера. Степка был в лагере, Андрей — в офисе, и Дашка в одиночестве слонялась по квартире, и жирные складки на животе били ее по бокам. Но ей не было больно. Звонили приятельницы, потом перестали. Заходили приятели, но постепенно их поток иссяк. Иногда Андрей приезжал домой, когда Дашка еще не спала. Заслышав шум колес, она запиралась в своей комнате и выключала свет. Сначала он орал, но Дашка орала громче. Он подсовывал под дверь записки и мятые букеты, пытался забраться к ней через окно. Но решетки были сделаны на совесть. Все в их доме было крепким и основательным, все, кроме их счастья. Однажды Андрей вынес эту дубовую дверь, за которой Дашка скрывалась от него и его жизни. Она не хотела вспоминать, чем это кончилось. Кажется, опять громко орала. И все ее восемьдесят с чем-то там килограммов падали и падали на Андрея. Оба потом ходили в синяках, а больше ничего и не изменилось.