— Пап! — возмущенно заорал «молодой человек». — Я не могу в подполе, там крысы!
— Андрюш, ну ты что, — запричитала Дарья Максимовна, — ребенку нужен свежий воздух!
— Тогда три месяца за решеткой. В смысле, за забором. В смысле, за забор ни шагу.
— Шаг влево, шаг вправо — попытка к бегству, — пробормотал раскрасневшийся Степка, — прыжок на месте — попытка улететь.
Они с Дашкой снова прыснули.
— Цыц! — оборвал судья заговорщиков. — Приговор объявлен и обжалованию не подлежит!
Дашка погладила теперь его спину. И строгий судья замурлыкал вполголоса, но сам себя оборвал:
— Что еще такое?! Все вон по местам! А тебя я вообще на цепь посажу. — Последнее относилось к Рику, который вполз в комнату по-пластунски, выражая соболезнования осужденному.
После обеда — кажется, был великолепный суп-харчо, салат из собственных помидоров (единственное, что выращивала Дашка на грядках), запеченная в сыре треска и ореховое мороженое (Степка собственноручно очищал и размельчал орехи) — судья немного расслабился. Тем более что после, когда преступник занялся исправительными работами, к судье на коленки взобрался страстный адвокат. Адвокатша, если точнее. Таким образом, была обеспечена амнистия.
Но с тех пор пистолет Андрей хранил в сейфе.
Так что Дашка легко его достанет — код они вместе придумывали, — достанет и прибьет охрану.
— Знаешь, — сказал Андрей, — давай ты все-таки возьмешь себя в руки и поспишь. Без всяких пистолетов!
— Ладно, — вдруг легко согласилась она и отвернулась к стене.
Андрей покосился на спокойную спину жены. Она может притворяться сколько угодно, уж он-то знает, что пока Дашка не добьется своего, она не успокоится. Хорошо еще, что она редко осознавала, чего хочет добиться. Иначе свернула бы горы. И собственную шею заодно.
— Ты спишь? — глупо спросил он, прислушиваясь к ее ровному дыханию.
— Исполняю вашу волю, господин, — раздалось в ответ.
— Даш, — обернулся он уже у двери, — никуда не выходи.
— Я помню. Твои крокодилы перекусят меня пополам, если я рискну?
— Они тебя на кусочки растерзают, — пообещал Андрей и не выдержал — вернулся, присел на край постели.
— Повернись, пожалуйста.
— А?
— Ты же слышала.
Еще секунду он потерпел. А потом развернул Дашку к себе и прижал ее заплаканное, обиженное, встревоженное лицо к своей груди.
— Я задохнусь, — пробормотала она.
Андрей улыбнулся и чуть ослабил хватку. Даша смогла поднять голову и посмотреть ему в глаза.
— Ты ведь не вернешься один?
— Нет.
— Пообещай мне! — пылко ухватилась за его плечи Дашка. Она знала, что значит его слово. Он мог быть каким угодно вруном и хитрецом, но если давал обещание — разбивался в лепешку и выполнял. Она никогда не слышала, чтобы Андрей просто так отмахнулся, пообещал, только чтобы от него отвязались.
— Я вернусь не один.
— Пообещай! — настаивала она, а в ее глазах он уже уловил мелькнувшее недоверие.
Он не мог пообещать. Она не должна была знать, что он не мог.
Андрей взял жену за подбородок и, прежде чем она успела ляпнуть очередную глупость или грубость, поцеловал. Губы ее после близости еще оставались чуть терпкими, пряными, с привкусом усталой и благодарной нежности.
Он вообще никуда сейчас не пойдет.
Андрей отлепил от себя Дашку, стиснул зубы и быстро пересек комнату. От его шагов жалобно заскрипел паркет и в шкафу подпрыгнули вешалки с одеждой.
Дашка провела пальцем по губам, чувствуя себя старшеклассницей после первого свидания. Следовало бы встать и привести комнату в порядок. Заодно и собственные мысли тоже. Почему Андрей не дал обещание? Если все так просто, как он говорил, и нужно только в определенный час отдать определенную сумму определенным людям, то зачем лишать определенности ее, Дашку?! Короткое, тяжелое слово — «обещаю», и все встало бы на свои места.
Ладно, она сама разберется. За последние месяцы Даша почти привыкла, что все может делать сама, одна. Читать. Мечтать. Бездельничать. Жить. Обманывать саму себя.
Странно, но получалось, что она ломала все только из-за этого. Из-за обмана. Дескать, не верю, и все тут, раз предал, солгал, ничего не сказав, доверия больше нет. И никогда не будет. Никогда не говори «никогда», кажется фильм такой был. А еще был другой, в котором неунывающий герой говорил: «Сейчас ровно никогда».
Что за дребедень у нее в голове…
Странно, странно-то как! Хлопнула дверью, скрываясь от лжи, а сама врет, не краснея, предает, не стесняясь, не задумываясь, лишь бы подольше не открывать ту самую дверь. Врет самой себе и предает саму себя, и «никогда» уже наступило.