— Я раскидывал, — хмуро ответил Андрей, — ерунда получается. Ведь должны они как-то проявиться, понимаешь? А тут тишина! А пацана третий день дома нет!
— Мишка твой точно все Кузе вернул? — вдруг спросил Никита.
Комолов кивнул. После того как его ребята несколько часов обрабатывали Кузьмичева и Ко, последние сомнения отпали. Лысый старик не трогал Степку.
— Я так понимаю, в наши доблестные органы правопорядка ты не обращался и не собираешься?
На этот раз Комолов мотнул головой отрицательно.
— Давай-ка напиши мне всех твоих заклятых друзей, будем действовать методом исключения. Надо прикинуть, у кого была возможность помимо страстного желания тебе напакостить.
— Или просто денег заработать.
— Если бы деньги, Андрюха, эти гады бы все-таки позвонили, — возразил Соловьев. — Даже Степке дали бы позвонить. Чтобы нервишки вам пощекотать. Заставили бы его в трубку повопить, поплакать…
Андрей заиграл желваками, но Никита настойчиво и безжалостно продолжал:
— …покричать, мол, забери меня, папочка! Заставили бы… Просто так, вас напугать посильней. Устроить демонстрацию собственных возможностей, чтоб вам и в голову не пришло торговаться или в ментовку бежать. Прислали бы его ботинки. Или ухо.
В руке Комолова сухо треснула фарфоровая чашка.
Он молча промокнул салфеткой влажное пятно на брюках, собрал в кучу осколки и высыпал в мусорное ведро.
Снова сел.
— Тебе бы, Кит, страшилки писать, боевики с кровавыми подробностями.
Никита, все это время сидевший неподвижно, так резко вскочил, что кресло застонало.
— Идиот ты, Комолов! Вместо того чтобы эти самые кровавые подробности себе представлять, ты соберись! Слишком у тебя воображение разыгралось. А это сейчас недопустимо, понимаешь? Чё ты сам себя накручиваешь, едрит твою кочерыжку! Я же вижу — ты делать ничего не можешь, дергаешься только и представляешь, как там Степку твоего…
— Ты! — рявкнул Андрей, — хватит!
Никита снова брякнулся в кресло.
— Вот так! — удовлетворенно и ласково произнес он, отдышавшись. — Вот так! Разозлись! От этого в мозгах прояснится.
Он протянул Андрею лист бумаги.
— Пиши давай недругов своих. Проверим их для начала по нашей картотеке.
Во взгляде Комолова мелькнуло недоверие. Никита посмотрел ему в лицо и с ласковой снисходительностью хохотнул:
— А что? Мы ведь тоже не пальцем деланы! У меня в ФСБ генерал знакомый, поможет. И не дергайся ты, информация никуда не уйдет. Мало ли зачем мне эти люди могли понадобиться.
Комолов взялся за ручку:
— Только, надеюсь, в число твоих врагов не входит президент Соединенных Штатов или ООН какое-нибудь?
— Какая-нибудь… — поправил Андрей.
— Соображаешь, — снова хохотнул Соловьев.
Андрей злился и писал. Писал и злился. Эта злость придавала ему сил и уверенности, и — прав этот чертов сыскарь! — в голове прояснилось. Никита, видимо, не зря имел обширную клиентуру и авторитет в столице, умел человека за ниточки подергать, к себе расположить и разговорить, и дело заставить делать. Психолог хренов!
И настоящий друг.
Последняя мысль разозлила Андрея окончательно. Можно подумать, что друзья бывают ненастоящие. Игрушечные, что ли? Либо друг, либо нет, третьего не дано. Хотя Мишка оказался третьим, как выяснилось.
Очень логичные мысли шныряли у Андрея в голове, ничего не скажешь.
— Значит, не из-за денег они это устроили, — услышал он раздумчивый голос Никиты, — вернее, не только из-за денег. Кто-то сильно тебя ненавидит, Андрюха.
— Да почему? — в сердцах воскликнул тот. — С чего ты так решил?
Никита постучал согнутым пальцем себе по лбу.
— Вот поэтому. Я же тебе говорю — нужны были бы только бабки, эти ублюдки не сидели бы сложа руки. Они же тебя изводят просто! Ты же вон на сушеную курицу стал похож!
Андрей приподнял брови.
— Да! На курицу!
— Почему на сушеную?
— Потому что дурак! Пиши давай! Тебя кто-то ненавидит, а ты поддаешься, как будто ворона пластилиновая!
Андрей приподнял брови еще выше.
— И нечего бровями дергать! — еще пуще завелся Соловьев. — Чего ты сопли на кулак мотаешь, а? Мечешься как бешеный! Помаринуют они тебя еще немного, и все — пишите письма мелким почерком! По тебе дурка плачет уже! У тебя глаза психические. Психованные!
Никита перевел дыхание, схватил пачку сигарет со столика.
— По-моему, ты не только меня разозлил, но и сам разозлился, — спокойно изрек Комолов.