Даша сцепила пальцы на коленях, закусила губы и приготовилась ждать. Терпения не хватало. Представлялось, как Степка, запыхаясь, носится по городу, от кого-то прячась, и боится пойти домой. Он наверняка решил, что родителей тоже похитили и держат в пыльном подвале. Он наверняка их искал и, конечно, не нашел. Потому как один родитель шляется непонятно где, а второй сидит в отделении милиции, смиренно понурив голову.
Как бычок, которого сейчас на бойню поведут.
Дашка от унижения и безысходности заплакала. Ей бы сейчас сына обнимать, кормить его горячим супом и котлетами, и принести из комнаты его любимые тапки с заячьими мордашками, и благодарить Бога, что он жив, цел и невредим. Невредим, судя по тому, как быстро Степка бежал.
А она сидит…
— Я буду жаловаться! — смахнув слезы, заявила она.
Прозвучало глупо и неубедительно. Дежурный даже головы не повернул в ее сторону.
— У вас дети есть? — решила подойти с другого бока Дашка. — Меня ребенок ждет.
— Раньше надо было думать, — флегматично ответил мужик, не глядя на нее, — а то напьются, дебоширят…
— Да я трезвая!
— Тем более. Соображать надо, прежде чем с органами в противодействие вступать.
— Чего? Какие органы? Никуда я не вступала. Отпустите меня сейчас же!
— Матвеев! — кликнул куда-то в сторону дежурный. — Отведите дамочку в камеру, достала она меня…
Дашка облизнула пересохшие губы и примирительно улыбнулась:
— Да ладно, ладно. Не надо в камеру, я молчать буду.
— Вот и молчи.
— А это… Долго мне тут сидеть?
— Как получится. Может, на пятнадцать суток загремишь. Может, часок подержим для воспитательных целей. А вообще — штраф бы заплатила да иди себе. Все жадничаем для родной милиции…
Дашка заломила руки:
— Да нет у меня денег! Нету! В машине оставила!
— Ну и сиди тогда!
— Дайте мне позвонить, пожалуйста! Я попрошу, и деньги привезут, много денег.
Дежурный наконец бросил на нее заинтересованный взгляд.
— Много? А ты что — жена олигарха, что ли?
И захохотал. Наверное, собственная шутка показалась ему верхом остроты.
Дашке пришла в голову неожиданная мысль.
— Между прочим, я действительно жена олигарха!
— Ага, а я — бабушка Элвиса Пресли! Приятно познакомиться.
Мужик снова затрясся от хохота. Борода его походила на содрогающегося в предсмертных судорогах ежика. Дашка все смотрела и смотрела на него, чувствуя, как в душе поднимается недавняя ярость, вытесняя униженность и неуверенность.
— Хватит ржать!
Дежурный округлил глаза, прыщи на его физиономии обозначились ярче.
— Чего?!
— Хватит ржать, говорю, — спокойно уточнила Даша, — лучше позвони майору Соловьеву Никите Васильевичу.
— Чё? Кого? Ты, блин, зараза…
— Соловьеву Никите Васильевичу, — повторила еще увереннее Даша.
Фамилия и отчество Кита сами собой возникли в голове. А звание Дашка наобум ляпнула, ей казалось, что сержант — слишком мелко, а генерал — слишком нагло. Так что майор — в самый раз. И конечно, не важно в каком ведомстве майор этот служит. И вообще служит ли еще. Кажется, Андрей говорил что-то насчет увольнения Никиты из органов и организации собственного агентства. Если это правда, то торчать тут Дашке до морковкиного заговенья.
— Вы сами позвоните или это мне сделать? — учительским тоном осведомилась она у обалдевшего дежурного.
— Я тебе сейчас позвоню! — многообещающе произнес тот.
— Мне звонить некуда. Мобильный я тоже в машине оставила. Так что позвольте воспользоваться вашим телефоном.
Дашка протянула руку к аппарату. Мужик быстро отодвинул его подальше и крикнул, не балуя разнообразием:
— Матвеев!
— Я вас прошу, дайте позвонить! — Даша поймала его глаза и теперь взглядом убеждала, что надо слушаться бедных, истерзанных женщин, тоскующих на скамеечке в отделении милиции.
— Я вас заклинаю! У меня сын! Он меня ждет, вы поймите!
— Номер! — неожиданно гаркнул дежурный, отворачиваясь от Дашки.
Наверное, застеснялся пристального разглядывания.
Даша совершенно бессознательно возвела глаза к потолку. Дежурный проследовал взглядом туда же. Но никакого номера на потолке обнаружить не удалось. Дашка мученически сдвинула брови, соображая, что делать дальше. Давать чужой номер — бессмысленно, а Никитин она не помнила. Точнее, никогда не знала. И что теперь предпринять, тоже не знала.