— Даш, я все понимаю, но ведь ты его звала, да? — быстро заговорил он. — Почему он не откликнулся? Не обернулся?
Андрей перевел напряженный взгляд на жену. Она уверенно вскинула подбородок:
— Степка не слышал! Там такой гул стоял, я в пробку попала, и вокруг все машины сигналили. Нельзя было ничего услышать, понятно?
— Ты видела его в лицо? — жестко спросил Соловьев.
— Это был Степка! — шепотом закричала Даша.
Андрей крепко сжал ее ладонь, но жена, даже не заметив этого, пристально смотрела на Никиту. Она ждала его вопросов, она жаждала отвечать на них и доказывать, что именно Степка бежал вдоль тротуара, что именно Степкину рубашку вздувал ветер, что именно Степкины штаны колыхались в разные стороны, задевая прохожих широченными брючинами.
— И все-таки, вдруг ты ошиблась? — мягко спросил Никита.
Ей стало смешно. Неужели собственного сына можно с кем-то перепутать?!
Дашка так долго, так смачно хохотала, что Андрею пришлось легонько надавать ей по щекам, прежде чем ее взгляд обрел какое-то подобие мысли.
— Что? Что ты на меня так смотришь? Я в порядке! Мы сидим здесь и теряем время, а Степка…
— Возьми себя в руки! — приказал муж. — Ты ничем не сможешь помочь, если будешь биться в истерике.
Командные нотки в голосе. Спокойное, уверенное лицо.
Сколько раз это успокаивало ее, сколько раз лишь взгляд на мужа убеждал ее в незыблемости их счастья! Но не сейчас, черт возьми, не сейчас!
Кошмарную сцену, которую Дашка устроила после этого, вспоминать было стыдно. Поэтому она и не вспоминала, но в голове сами собой всплывали резкие, обидные слова, которыми Даша закидывала Андрея.
Она сидела на кухне, тупо уставясь в окно, где в мягком свете фонарей бились душные июньские сумерки.
Она сидела и слушала, не в силах остановить память.
Хватит командовать, кажется, так ответила мужу Дашка, когда он приказал ей взять себя в руки.
Хватит строить из себя героя, кажется, так продолжила она.
Ты — просто самоуверенный эгоист, кажется, это было первым оскорблением в бесконечном ряду остальных. И самым невинным, самым мягким.
Не обращая внимания на Никиту, забывая, что теряет драгоценное время, Дашка высказала все, что за последние месяцы накопилось в ней. И если раньше она тщательно взвешивала каждое слово, боясь ранить Андрея, теперь ни любовь, ни совесть, ни справедливость не могли ее остановить.
Она говорила, что он сам себя загнал в угол, что, делая деньги, он забыл о семье, о собственном достоинстве, о любимых машинах и только просиживал штаны в своем кабинете, наслаждаясь властью и растущим благополучием. Подавись ты этим благополучием, орала она. Все это, орала она, не стоит и тысячной доли того, что мы потеряли. У тебя были золотые руки и голова на плечах, орала она, а осталась только напыщенность богатого индюка. И со Степкой ничего бы не случилось, орала она, если бы не твой проклятый бизнес, не твоя проклятая циничность, не твое проклятое самолюбование.
Она надрывалась, ей не хватало голоса и слов, и сумбур ее горьких, выстраданных мыслей тяжело наваливался на Андрея, сталкивая в пропасть.
И он смиренно летел туда, в свою вину. Даже не пытаясь сопротивляться, зацепиться за край, взять последнее слово. Он сидел, пришибленный, пригвожденный ее приговором, и только мысли о сыне оставались единственным светлым пятном на его совести.
О сыне он никогда не забывал.
Это она напрасно, это она ошибается! И, черт возьми, он докажет ей! А потом упадет в пропасть, раз другого выбора нет.
Казалось, что Дашка не остановится никогда… Но силы покинули ее, предательски задрожали губы, и вместо горечи слов остались только тяжелые, тихие рыдания, рвущие душу.
Андрей завел мотор.
Никита закурил.
Никто не утешал ее, свернувшуюся калачиком на заднем сиденье автомобиля, одинокую, обиженную, растерянную.
Потом они обыскали весь парк — молча и сосредоточенно. Звонили каждые пять минут охранникам, которые маялись у пустого дома. Степки нигде не было.
Нет, не так — он был где-то…
Потом они поехали к ближайшей станции метро. Дашка едва сдержала возглас удивления, увидев, как Андрей достает из бумажника фотографию Степки. Рядом, за прозрачной пленкой, было и ее фото.
Муж носит бумажник в нагрудном кармане. Хранит там фотографии жены и сына. Это нормально, это вполне естественно.
И Дашка удивилась своему удивлению.