Андрей не сказал все-таки Дашке всей правды. Он только признался, что едет в другой город, где может быть Степка. Может быть… Дашка вздрогнула от этих слов, развернув их той стороной, на которой обозначен плюс. Может быть — это надежда, а не шанс ее потерять.
Андрей понял, что не зря соврал. Вернее, умолчал. Хватит потрясений, пусть не знает и не думает о том, что бывший любовник доводит ее изощренной местью. Может быть, потом она обвинит Андрея в очередной лжи, так он стерпит. Это раньше ему казалось, что терпение унижает. Он думал, что это стыдно — терпеливо ждать, терпеливо прощать, терпеливо смолчать.
Что-то изменилось.
Что-то било в грудь, по ногам, по голове, пока наконец дверь не открылась и Андрей сам впустил это что-то. Видно, в ту же дверь вышел нетерпимый молодой самец с болезненным самолюбием и устрашающим лязганьем зубов.
«Надо всегда выходить победителем, сынок!»
Почему он никогда не говорил Степке, что победителю тоже бывает хреново? Почему не говорил, что достигнутая цель не есть счастье, а просто маленький шаг к нему. А бывает и вовсе в другую сторону — в пропасть, в безликую толпу, на пенсию, в одиночество…
— Сделать тебе бутербродов в дорогу? — вдруг спохватилась Дашка и слезла с колен мужа. — Найди пока термос, кофейку налью.
— Малыш, давай не надо, а? Ну, перекушу в забегаловке какой-нибудь.
Дашка хмыкнула недоверчиво:
— Тогда ты точно не доедешь и к Новому году! Помнишь, как на Валдай добирались?
— Помню, — улыбнулся он и развернул жену к себе.
Вот тогда близился Новый год. Степке было минус четыре месяца, он неповоротливо ютился в Дашкином животе и доставлял много хлопот, остро реагируя на любую пищу, кроме картошки. Комоловы ехали на Валдай отмечать праздник, но в суматохе Дашка перепутала сумки — вместо приготовленных яств, аккуратно завернутых в целлофан и бумагу, сунула в руки мужа пакет с газетами. Новый год встретили в махонькой гостинице на берегу озера в обнимку с шампанским и чипсами. Утром пришлось идти завтракать в кафе, но Степка был совершенно против тамошних блюд. Дашка изголодалась, Андрей изнервничался. Возвращаясь в Москву, они останавливались в придорожных трактирах, где по причине новогодних праздников было полнейшее запустение, и тщетно пытались отыскать хоть какой-то намек на картошку. Им предлагали яичницу, замороженную рыбу, чаще — шампанское. Возиться с корнеплодом никто не желал, а впустить молодоженов на кухню остерегались. Андрей из солидарности с женой голодал в ожидании счастливого момента. Наконец в одном кафе обнаружились чипсы, но всего два пакетика. А дорога была длинная… Андрей отчаялся и в следующей придорожной харчевне взял быка за рога, вернее, дядьку-официанта за свитер. Тот вник в проблему, сгонял домой за картошкой и быстренько сварганил пюре. Через двадцать минут Андрей, Дашка со Степкой и жалостливый мужик сидели в туалете. Вернее, стояли. В общем, им пришлось нелегко. С тех пор Андрей не ест пюре, Дашка не доверяет придорожным кафе, а Степка все так же обожает картошку во всех видах.
— И на фига нам сдался тогда Валдай? — задумчиво произнесла Дашка.
— Гуляли… — вспомнил Андрей и взор его затуманился.
— Степку измучили, — хихикнула Даша, — сами напрыгались.
Андрей прижал ее крепче.
— Ладно, давай свои бутерброды.
Она не обнимала его, а только гладила — по рукам, по лицу. Андрей чувствовал, что еще немного, и она зарыдает снова.
— Господа товарищи, — из машины окликнул их Никита, — это уже переходит всякие границы.
Черт. Черт! Надо ехать, но она сейчас заплачет. И сам он недалек от этого. А тут еще Никита.
— Ну, иди, — в сотый, должно быть, раз сказала Дашка.
— Ну, я пошел, — в сотый, должно быть, раз подтвердил Андрей.
Сколько они вот так простояли на крыльце — под радостное повизгивание Рика и возмущенные окрики Соловьева, под тихим ночным небом и сосновым запахом.
Никита громко хлопнул дверцей и оказался возле крыльца.
— Андрюха, — начал было он.
— Все. Иду. Ладно, — будто выплюнул Андрей, но не двинулся с места.
Глядя на Дашку, спросил у друга безразличным тоном, почему тот сидел в машине, если едет Андрей, а он, Никита, остается. На что Соловьев резко ответил, что надо поговорить. Андрей сквозь зубы разрешил: «Ну, говори». На что Никита припечатал: «С глазу на глаз!»