Представление, которое он только что устроил, было вызвано, разумеется, не раскаянием в собственной словесной несдержанности, из-за которой теперь могли пострадать коллеги, а тревогой за свою судьбу. Ведь этот кретин разболтал Тадеушу и о единственной личной победе — связи с одной пани, которая и в самом деле питала к Владе сентиментальные чувства, введенная в заблуждение благородным выражением его невинных голубеньких глазок. Эти сантименты вызывали во Владе двойственное чувство: с одной стороны, его распирало от гордости — вот, и он не хуже других мужчин, с другой — он дрожал от страха перед Тадеушем, который грозился донести обо всем его жене. И милиция вполне могла подумать, что это он прикончил Тадеуша, чтобы навсегда заткнуть ему рот. Конечно, так мог подумать только тот, кто не знал Влади. Наши предположения подтвердил Анджей, только что вернувшийся с допроса. С интересом разглядывая зеленого Владю, он сказал нам с Алицией:
— Знаете, о чем меня только что спрашивали?
— Откуда нам знать?
— Правда ли, что Тадеуш несколько дней назад поссорился с Владей и грозился — вот расскажу обо всем твоей жене, так будешь знать…
— Стойте, пан Анджей, вот уже и вы несете бог знает что. Скажите толком, кто скажет, чьей жене?
— Тадеуш. Владиной жене. О какой-то встрече с женщиной в вечернее время…
— И это действительно так? Я имею в виду их ссору.
— Еще как действительно! Только я не все запомнил, о чем им и сказал. Помню только, что Владя отказался поставить пол-литра…
Да, такое Тадеуш вряд ли записал в своем блокноте, зашаталась наша концепция.
— Откуда милиция могла узнать о ссоре? — невольно вслух произнесла я, глядя на Алицию. Та, опять же молча, только плечами пожала — непонятно. — Кто им сказал?
— Я! — вдруг громко, вызывающе ответила Ирэна. — Когда меня спрашивают, я говорю правду. Мне скрывать нечего. А меня спросили, в каких отношениях с сотрудниками был покойный, не ссорился ли с кем. Я и вспомнила. Еще как ссорился! Такой крик стоял — на всю контору. Я там специально не подслушивала.
Все как-то примолкли, со страхом и уважением глядя на твердую духом Ирэну. Даже Владя, который только что метался по комнате, заламывая руки.
— А правду я говорила и всегда буду говорить! — воодушевленная всеобщим вниманием, еще раз со всей решимостью заявила Ирэна, нарушая молчание и вызывая неоднозначную реакцию сотрудников.
— Что делать, что делать? — рыдал Владя, ломая руки.
— Повеситься! — ехидно посоветовала я. — Ничего другого тебе не остается. Настучал на друзей, выдал полмастерской, а теперь, как запахло жареным, наложил в штаны. Еще бы, как минимум пожизненное! Хотя… может, и меньше дадут, ты ведь действовал в состоянии аффекта…
— По местам! — зычный крик Януша прервал мои мрачные прогнозы. И, сунув голову в дверь, еще раз проревел: — По местам!
Все вздрогнули, а Анджей недовольно сказал:
— Чего глотку дерешь? Люди тут нервные. Алиция же уточнила:
— По каким местам?
— По рабочим! Народная власть велела. Ну, быстро! Ирэна, домой! То есть, я хотел сказать, на место!
По дороге в свой отдел я заглянула в комнату к Монике. Она сидела за столом, глядя в окно и дымя сигаретой. Скрип двери заставил ее повернуться.
— Удались! — ледяным голосом произнесла Моника. — Немедленно скройся! Я сейчас кого-нибудь убью, и мне бы не хотелось, чтобы это оказалась ты.
Значит, им окажется Ольгерд, подумала я. Ведь ему придется сейчас вернуться на свое рабочее место, а оно рядом с Моникой. Я послушно выполнила повеление Моники и закрыла за собой дверь.
Усевшись за собственный стол, я наконец получила возможность подумать. Конференция у зеркала принесла плоды, очень продуктивными оказались наши изыскания. Так получилось, что всех сотрудников нашей проектной мастерской можно разделить на три группы в зависимости от того, в каких взаимоотношениях они находятся со мной и Алицией. Приблизительно треть персонала мастерской были моими хорошими знакомыми, вторая треть — знакомыми Алиции, а оставшаяся треть — мало знакомые нам обеим.