Прокурор осуждающе покачал головой, и мне снова сделалось нехорошо, потому что я пришла к выводу, что все это выглядит так, как будто все время с начала существования мы занимались исключительно совершением различных правонарушений. Я тяжело вздохнула.
— Что, у этого светлой памяти негодяя все было записано? — тихо и печально спросила я.
Представителей власти будто громом поразило.
— Откуда вы знаете?!
— Догадалась. Я знаю его большую зеленую записную книжку. Кроме прочего он вёл там расчёты и со мной. Я понимаю, что он всех шантажировал, только ещё не совсем точно знаю, кого чем. Но примерно догадываюсь.
— Вот именно это для меня совершенно непонятно, — неодобрительно сказал прокурор. — Как взрослые, серьёзные люди могли поддаться такому идиотскому шантажу?
— Но он делал это совершенно гениально! — оживлённо сказала я, потому что в моей памяти внезапно всплыли различные картины. Множество сцен, множество замечаний, слов, ответов, на которые я раньше не обращала внимания, стали для меня совершенно ясными. — Он ни от кого не требовал денег за молчание, что вы! Сразу бы заработал по физиономии. Он их только занимал… Отказ в таком случае означал бы открытую войну, а идти на это никто не хотел. Каждый хотел жить спокойно и рассчитывать на возвращение денег. Нескольким людям он их действительно когда-то возвратил… А кроме того, он не был слишком требователен и довольствовался суммами, лежащими в границах наших возможностей.
— Что ж, — сказал капитан, вынимая записную книжку и вздыхая. — Раз уж вы столько знаете, то нет смысла скрывать это от вас. Действительно, его записная книжка оказала нам огромную помощь. Но вы все-таки помогите нам разграничить до конца все эти сплетни, подозрения и правду. Заинтересованные люди чертовски крутят и все отрицают. Давайте по очереди…
Разгребая дальше эти авгиевы конюшни, я остановилась на Ядвиге. Около её имени в книжке Тадеуша творилось нечто странное. Какой-то номер, а при нем дата нескольких лет давности. После глубокого размышления я пришла к выводу, что эта дата относится ко времени, когда Ядвига вернулась к своему первому мужу, только номер я ни с чем связать не могла.
О Збышеке меня, к счастью, не спрашивали, зато их заинтересовала одна неприятная история, касающаяся Рышарда и Витека.
— Из того, что мы услышали к этому времени, можно сделать вывод, что шантаж в вашей конторе процветал повсеместно, — заявил прокурор. — Я слышал, что между двумя сотрудниками была какая-то ссора. Вы знаете об этом?
Я знала об этом довольно хорошо от Алиции, но не собиралась в этом признаваться. Витек поступил не слишком красиво, отказывая Рышарду в справке о бесплатном отпуске для Полсервиса, если тот не отдаст ему проект очень красивого отеля. Рышард, который сам добивался заказа на этот отель, вылетел из его кабинета с пеной на губах и криком: «шантаж, шантаж». У меня не было к Витеку особых претензий, также не было повода желать ему неприятностей, поэтому я заявила, что ничего об этом не знаю. Пусть Алиция сама роет ему яму.
В самом конце они несказанно удивили меня вопросами о Веславе. Никогда до сих пор я не подозревала, что у него имеются какие-то тайны, и только теперь под влиянием их вопросов задумалась об этом. Они назвали несколько дат и попросили припомнить, что я тогда делала. Это оказалось довольно легко, так как даты приходились на конец прошлого года, когда я заканчивала срочный проект и почти не покидала мастерской. Сделала даже себе график, которым теперь могла воспользоваться, так как, к счастью, не имела привычки выбрасывать свои бумаги раньше, чем пройдёт три года с момента их актуальности.
Вглядываясь теперь в большой грязный лист бумаги, я могла свободно воспроизвести прошлогодние события.
— Третьего ноября, — спросил капитан, — был здесь ваш коллега во второй половине дня? Вечером?
— Нет, — уверенно ответила я. — Не был. Третьего я заканчивала слесарную мастерскую, которую четвёртого отдала на кальку, и точно помню, что рылась в ящике Веслава в поисках технического справочника. Тогда здесь был только Рышард.
— А седьмого и восьмого?
— Тоже нет. Всю неделю я оставалась одна.
— Девятнадцатого?
— Сейчас, что я делала девятнадцатого?.. Ага, детали столярки. Со столяркой я немного запаздывала… Я обращалась к Янушу… Тогда были Януш и Витек, Веслава не было, он появился позднее.
— Шестнадцатого, семнадцатого, восемнадцатого?
— Ограждение. Девятнадцатого отдала его на светокопии… Да, тогда были все трое. У нас погас свет, в темноте мы варили кофе. Веслав сидел до поздней ночи.
— Так… А десятого декабря?
— Понятия не имею. Первая половина декабря прошла относительно спокойно, зато знаю, что было между пятнадцатым и двадцатым, потому что делала для Рышарда рабочие чертежи. Он опаздывал со сроками…
— Ну, а шестнадцатого и семнадцатого декабря?
— Не было. Людей было много, но из нашего отдела только я.
Я задумалась на мгновение, потому что перед глазами у меня замаячило воспоминание о том времени. Воспоминание такое странное, грустное и неприятное, что я поспешно постаралась от него избавиться, чтобы случайно чего-нибудь не сболтнуть.
— Теперь этот год, — сказал капитан. — В январе…
— К сожалению, больше я ничего не помню. Мой график кончился.
Я сложила свой лист и с интересом посмотрела на них.
— А что? — с любопытством спросила я. — В чем вы его подозреваете?
— А что вам известно о его семейной жизни?
— О господи, ничего! По-моему, там все нормально. У него очень милая жена, и он совершенно не выглядит несчастным.
— Ну, пока все. Может быть, закурим?
Представители власти выглядели несколько усталыми, но не смирившимися. Глаза прокурора блестели, и надо честно признать, что он нравился мне гораздо больше. Мысль о возможном романе конкурировала в моей голове с желанием обнаружить убийцу.
— Панове, а зачем вам те тряпки, которые вы собираете по всей мастерской? — поинтересовалась я.
— Узнаете об этом после окончания следствия.
— Когда следствие закончится, вы вообще не захотите со мной разговаривать.
— А я в этом не уверен, — буркнул капитан, искоса взглянув на прокурора.
Я не оставила этот взгляд без внимания.
— Если судить по вашему взгляду, этот пан поддерживает контакты с бывшими подозреваемыми? — спросила я.
— Не со всеми, уверяю вас, — сразу ответил прокурор.
— Жаль! Тогда не знаю, могу ли я надеяться…
— Можете, — уверенно сказал капитан. — Заверяю вас.
— А вы? — спросила я прокурора, который сидел на краю стола, весь чёрный от ботинок до волос на голове, и блистал красотой.
— Не знаю, — усмехаясь ответил он. — Я очень неуверенно чувствую себя в обществе женщин.
— Как пёс в обществе сала, — дополнила я, к великой радости всех троих мужчин.
Я оставила их со значительно увеличенным запасом сведений и с жутким хаосом в мыслях. Мне хотелось привести их в порядок, но для этого надо было поговорить с Алицией. Я никогда не имела особенного таланта к размышлению и к гениальным выводам могла прийти только путём обмена мнениями. К сожалению, Алиция продолжала играть в бридж. Сидящий в той же комнате Каспер решил, видимо, возместить себе предшествующее молчание и делал уборку после обыска. Уборка заключалась в том, что он развёртывал куски кальки, рассматривал их, а затем с ужасным треском сминал и выкидывал в корзину. Некоторые куски даже разрывал на мелкие клочья. Не знаю, существует ли ещё какой-то материал, который мог бы наделать столько шума, как техническая калька второго сорта.
Тут же рядом, стараясь перекричать звуки, производимые уборкой Каспера, что-то обсуждали Збышек, Анка и уже менее злая Моника. Я подумала, что этого аккомпанемента для Алиции совершенно достаточно, и моё участие в нем было бы излишним.